Только сейчас Владимир почувствовал, что эти два бесконечных безумных дня окончательно вымотали его. У него только и хватило сил, чтобы расстелить тоненький туристический коврик, улечься и мгновенно забыться сном настолько глубоким, что он не слышал ни вопросы, задаваемые ему, ни долгий разговор племянника с дядей, обсуждающих так неожиданно возникшую проблему.
Не слышал он, как они, дядя с племянником, решили, что неплохо бы одному из них, а точнее дяде, вернуться ко входу в пещеру, чтобы понаблюдать, как там обстоят дела.
А к нему снова пришли сны.
Опять темный вращающийся поток тащил и мял его, но удивительно – все тяжкие болевые ощущения словно притупились и не ощущались так неприятно, как в первый раз, словно тело уже начало привыкать к этим нагрузкам. Поток выбросил его, и он, беспорядочно вращаясь, падал с большой высоты прямо в жерло настоящего вулкана. Скорость падения стремительно нарастала, так что перехватывало дыхание, а внизу зловеще увеличивалось красное лавовое пятно. Уже были видны пузыри и волны кипящего слоя магмы и задымилась одежда от нарастающего нестерпимого жара расплавленной породы. Оставалось буквально мгновение до погружения в этот пылающий ад, как вдруг в один миг все переменилось. Страшная картина неминуемого падения в огненную бездну резко оборвалась.
На душе стало неописуемо хорошо. Он вдруг почувствовал всем своим телом удивительную легкость, именно ту чудесную легкость, которую ощущал во сне в годы детства и юности, когда удавалось летать. Это опьяняющее чувство, когда при каждом твоем прыжке через любое препятствие ты можешь задержать свое падение вниз на долгие мгновения, зависнуть над землей и медленно-медленно опускаться вниз. И именно эта легкость вдруг вернулась в его тело, будто все те же знакомые добрые руки выхватили его и перенесли в чудесное, чуть прохладное место.
Он шел по широкой дороге среди бескрайней степи, меж пестрого разноцветья, дыша свежими ароматами, ступая по лепесткам, нанесенным дуновением чуть заметного, теплого ветерка на эту дорогу. А вдалеке, на самой линии горизонта проглядывалось нечто настолько величественное, настолько монументальное, чему не находилось подходящего названия, описания, сравнения. Словно далекая гряда высоких гор, исполненная в виде дворцов, крепостей, шпилей, террас, очерченных резкими, четкими линиями. Страна волшебной сказки, город грез. Хотелось сорваться и бежать со всех ног, чтобы поскорее добраться до этого чудесного, волшебного места, увидать замечательных людей, живущих там и поджидающих его. И он сорвался и побежал, и полетел, влекомый горячим страстным призывом. Его ждали. Это была женщина изумительной красоты, царица, богиня. Она стояла перед ним на расстоянии двух вытянутых рук, одетая в мягкие переливающиеся ткани и в то же время тонкие и прозрачные, чтобы угадывались линии ее тела. Ткань была светло-розового цвета, с едва заметным рисунком. Черты лица скрывала тень. Женщина поманила его рукой и пошагала своей божественной походкой по направлению к горам-башням.
Он проснулся. Сон неожиданно пропал сам по себе, прервавшись в, безусловно, важном для него месте. Все еще ощущая на руках и лице боль от ожогов, Владимир подумал, что если так будет продолжаться и далее, в следующем сне он уже точно погибнет, и никакие добрые руки его не успеют спасти.
Но тогда уже больше не побывать в том чудесном городе, и уж больше не увидать ту богиню его снов. И откуда-то появилась абсолютная уверенность, что он еще вернется в этот сон, узнает тайну тайн. Он прислушался.
Царило полное безмолвие. Ни одного звука не доносилось ниоткуда. Не было слышно звуков спящих людей, звуков капающей или журчащей воды. Не было слышно ничего. Он нащупал рукой фонарь, положенный им перед сном в изголовье, и включил.
Напротив него стояла та самая женщина, которую он буквально несколько минут назад видел во сне. Она стояла перед ним в свете его фонаря, смотрела на него и молчала. Она была одета в некое подобие сари из бледно-розовой ткани, свободно облегающей ее, и в то же время подчеркивающей ее чудесную фигуру. В изумлении он мгновенно поднялся на ноги, при этом случайно отведя ненадолго от таинственной незнакомки свет своего фонаря, затем, встав, снова направил луч света перед собой. Вроде бы ничего не изменилось, она также стояла и молчала. Но теперь в руке она держала и показывала ему небольшой белый предмет, похожий на обыкновенный тетрадный листок. На белой поверхности, как на экране, переливаясь различными цветами, меняясь в размерах и объемах и словно играясь, плыла короткая фраза, а точнее три коротких слова. Только вот, к сожалению, слова эти были написаны на неизвестном ему языке. Ни одна из букв не могла быть отнесена ни к латыни, ни к кириллице, ни даже к арабскому письму. Больше всего буквы походили на иероглифы.
И тут ему вспомнилась загадочная картинка на экране его компьютера, что появилась в последний день на работе. Именно эти знаки были тогда нарисованы на экране.
А женщина в белом вдруг очень отчетливо произнесла несколько слов. Именно слов, но прозвучали они настолько мелодично, настолько музыкально, словно бы напетые. И каждый звук в каждом слове звучал удивительно мягко и тоже музыкально. При этом она еще раз подняла белый листок с иероглифами перед собой и повторила напевные слова. Впечатление от этой чудной напевной речи оказалось настолько чарующим, что он машинально шагнул поближе. И только тогда он понял, что эта дивной красоты женщина всего лишь изображение, правда, изображение трехмерное, создающее полную иллюзию настоящего человека.
Внезапно фонарик мигнул и погас. Он встряхнул его несколько раз – фонарь загорелся неярким светом. И не было никого и ничего! Он пошарил лучом света вокруг себя. Серые стены, рюкзаки, сумка. Все вещи, которые они вчера дотащили сюда. И больше ничего. Он попытался проанализировать только что увиденное. Это балансирование между естественностью и невероятностью происходящего включило его ассоциативное мышление и подсказало решение предложенной ему загадки.
– Ну конечно же, он тогда на работе зарисовал эти знаки на листок бумаги, сложил этот листок и сунул в карман.
Он лихорадочно стал проверять содержимое карманов. Выложить, а тем более выбросить этот листок он не мог. Ну не осталось в памяти такого действия. Сложенный несколько раз листок почему-то обнаружился в кошельке. Он лихорадочно развернул его и при свете фонаря начал внимательно его рассматривать. На листке была видна какая-то надпись, разобрать которую было крайне сложно при совсем уже тусклом свете. Вдруг фонарик еще раз мигнул и окончательно погас. Пещера погрузилась в кромешную темноту и безмолвие. Владимир потряс фонарь – безрезультатно, на ощупь раскрутил, пошевелил батарейки, попереключал туда-сюда выключатель. Все было напрасно, фонарь не работал. Положение стало просто идиотским: попутчики пропали неизвестно куда, а он сидит тут один в абсолютной темноте. И оставалось или сидеть и ждать своих попутчиков, надеясь на их фонарики, или все-таки что-нибудь придумать. И опять насущные, неотлагательные заботы отодвигали на потом необходимость проанализировать и оценить выполненные пункты его собственного плана, обдумать вновь открывшиеся обстоятельства, внести необходимые коррективы в дальнейший план действий. Тьма была просто невыносима, она охватывала и сжимала, не давая собраться с мыслями. И больше от отчаяния, чем от рассудка, Владимир, как недавно мобильник в кармане у Игоря, буквально заставил зажечься свет в пещере. И стал свет
11.
