И, конечно, он, ослепленный своей влюбленностью, не разглядел Наталью, не увидел ее неброскую красоту. Кажется, кто-то из классиков сказал о том, что настоящие красавицы встречаются чаще в русской провинции, чем в столицах. Вот Наталья из самой глубинной провинции и есть. А ее знаменитая сестра? Тоже из провинции, а достигла таких высот в искусстве. Интересно, как бы сложилась ее жизнь и жизнь всей семьи, не случись той авиакатастрофы? Где бы тогда жила Наталья? Может быть, у нее была бы уже своя семья, свои дети. Конечно, Полина тоже ее ребенок, но все знают, что приемный. Кстати, как Полина будет реагировать на известие о том, что Наталья – не родная мать? Ведь обязательно найдется кто-то сердобольный и сообщит девочке об этом. Или она все знает, только пока, по малолетству, не осознает? Наверное, тяжело жить с таким знанием. И с незнанием тоже тяжело.
Почему его собственные родители не внушили ему, что самое главное на свете – это родные, семья? Причем семья – это не только мама, папа и близкое окружение, но и тети, дяди, двоюродные братья и сестры. Ведь, кажется, у тети Ани есть старшая сестра. В дневнике ей посвящено немало строчек. То есть, не ей, а ее болезни, ее проблемам, лекарствам, которые надо покупать или доставать, сиделкам, с которыми у нее не складывались отношения, странностям и прочим «мелочам». Иван просто не вчитывался в эти страницы. А ведь там, может быть, есть что-то интересное. Вот он, дневник: раскрыть и прочитать. Именно прочитать, а не пролистать. И не завтра, а сегодня, сейчас. Сейчас, потому, что завтра может быть поздно.
7 мая, четверг
Еще поднимаясь по лестнице, Алексей понял, что Наталья не спит. Во-первых, окно гостиной светилось голубоватым светом. Значит, работает телевизор. Вовторых, в парадной упоительно пахло жареной курятиной. Стало быть, готов ужин. Господи, спасибо Тебе. Спасибо, что фоторобот не похож, даже отдаленно, на Наталью. Спасибо, что она есть. Спасибо, что она его ждет. Алексей приостановился перед дверью, чтобы хоть немного успокоить разыгравшееся сердце, его бешеный стук. И тут же услышал, что с той стороны двери кто-то подошел. Наталья? Больше некому. А вдруг не она? Сердце заколотилось так, что, казалось, еще немного, и оно выпрыгнет из груди, а потом взлетит, как тяжелый бомбардировщик. Он отошел от двери, встал спиной к стене и тихо спросил:
– Кто там?
– Это я, – шепотом ответила Наталья. – А это ты? – Я, – почему-то тоже шепотом сказал Алексей. Она стояла перед дверью в джинсиках и какой-то бесформенной кофте и казалась такой домашней, что Алексей совершенно отеческим жестом притянул девушку к себе. Она напряглась и затихла. Сразу устыдившись, он отпрянул от нее и притворно поднял руки:
– Извини, забылся.
Она сразу отвернулась и ушла на кухню. А он, не зная, как загладить неловкость, стал напевать какую-то невнятную мелодию, излишне громко шаркая подошвами домашних тапочек. Как это он не удержался? Сейчас она рассердится и уедет к брату.
Наталья переставляла на кухонном столе какие-то штучки: то ли соусники, то ли солонку и перечницу, в общем, было видно невооруженным глазом, что она тоже смущена не меньше его. Алексей почему-то постучал в дверь перед тем, как войти, и теперь изо всех сил пытался изобразить бурное веселье:
– Тук-тук! Вот и я! – громким «клоунским» голосом возвестил он и даже сделал этакое «антре».
– Ты опять сегодня поздно, – спокойно, будто встречала его много дней, сказала Наталья.
И он начал оправдываться, удивляясь себе, и, тем не менее, продолжая:
– Понимаешь, под конец рабочего дня столько всего приключилось, что уйти было никак нельзя. Да, кстати, – сказал он, подняв указательный палец и убегая из кухни, – ты не знаешь эту женщину? – это он прокричал из своей комнаты.
– Какую? – тоже громко крикнула Наталья.
– Вот эту, – ответил он совсем тихо откуда-то из-за ее плеча.
Наталья поставила на плиту сковородку, которую несла к столу, и брезгливо, двумя пальцами, взяла бумагу.
– Это кто? – спросила после короткой паузы. – Пока не знаю.
– Она имеет отношение к убийствам? – Похоже, да.
Наталья осторожно положила листок на край стола, взяла сковороду, поставила ее на подставку и только потом ответила:
– Совершенно точно, я не знаю эту даму и никогда ее не видела.
– Ты уверена?
– Абсолютно! – почти торжественно поклялась она.
– Угу, – задумчиво сказал Алексей, – угу. Никто ее не знает, правда, Иван Горчаков где-то видел, но точно не помнит.
– Ладно, давай ужинать? – А ты что, не ела еще?
– Конечно, нет, я ждала, когда ты вернешься. Кстати, давай договоримся.
– О чем? – с удивлением спросил Алексей.
– Давай договоримся о том, что ты будешь звонить, если задерживаешься на работе.
О как! Алексей изумленно взглянул на Наталью. Ее глаза смотрели на него с внимательным спокойствием в полной уверенности в своей правоте. Она предполагает, стало быть, долговременные отношения, если делает такие заявления? Ура! Или это только на то время, пока он ищет злодея? Она так же спокойно подошла к нему почти вплотную и сказала:
– Я тут столько всего передумала за то время, пока тебя ждала, что, наверное, поседела от страха.
Он тупо спросил:
– Почему от страха?
Она уже отошла от него на пионерское расстояние и ответила:
– Ты что, не знаешь, что люди волнуются за своих близких, родственников и просто знакомых? Или за тебя никто никогда не волновался?
Как это, «не волновался»? После трагедии с мамой бабушка практически помешалась на его безопасности. Она водила его за руку в школу, встречала из секции, выходила из подъезда во двор перед тем, как он, по ее расчетам, должен вернуться из института. Он пытался убедить ее, что уже взрослый, что может сам за себя постоять, что не надо его так опекать, но каждый раз первое, что он видел, входя во двор, это скамеечку как раз напротив входа и бабушку с напряженным выражением ожидания на лице. Кстати, это выражение сразу менялось при взгляде на любимого внука: лицо расслаблялось, вертикальная складка на лбу расправлялась, и бабушка из статуи под названием «Ожидание» превращалась в пожилую улыбчивую женщину, слезала со своей лавки и бегом бежала впереди Алексея – кормить. Он понимал, что от такого постоянного нервного напряжения женщина просто может сойти с ума, причем не в фигуральном, а самом прямом смысле. Поэтому, когда появилась сотовая связь, Алексей купил сразу два телефона – один себе, второй бабушке. И все равно, она – то ли по привычке, то ли от недоверия к нововведению – ждала его все на той же лавочке, независимо от погоды, как будто оберегала от беды. Он и сейчас, когда возвращался домой пешком, машинально искал глазами бабушкин взгляд, которого теперь так не хватало.
– Волновался, конечно. Только это было в прошлой жизни.
