Он продолжал читать дневник, когда вдруг почувствовал, что больше не хочет быть один. Это была почти физическая боль от ощущения одиночества. Он должен был сейчас же, сию минуту кому-нибудь позвонить. Кому? Алексею он, должно быть, надоел. У Василия лекция, он еще утром предупредил об этом. Ландыш? Хм. Некому звонить, даже в холдинг незачем. Скорее бы на работу, в чинную обстановку посольства, в закостенелый этикет и регламентированные отношения. Он устал от Москвы. Устал от воспоминаний. Он хочет уехать. Глупости, уезжать пока нельзя. Надо найти себе занятие. Он рассеянно перебирал страницы дневника и вдруг наткнулся на номер телефона. Как следовало из записи, это был новый номер сотового Елены Дмитриевны, сестры тети Ани. А что если позвонить ей? Она, помнится, была больна. Он никогда не интересовался, чем. И никто никогда при нем не говорил, что с ней, какая нужна помощь. Все как-то делалось само собой, без него. Один раз мама обмолвилась, что ездила с Анечкой к ее сестре. И все. Никто не стал спрашивать, что там и как. Съездила – и хорошо. Как же так? Почему он ничего не узнал о сестре близкого человека? Ведь тетю Аню он считал очень близкой родственницей. Видимо, ему придется еще очень многому учиться у жизни. Так все-таки позвонить или нет? Он решительно набрал номер.
Алексей никак не мог придумать, как бы ему половчее привезти Наталью на допрос. Почему-то он очень опасался этого допроса. О чем еще можно спросить у Натальи? Ведь все есть в материалах дела. И как он ее повезет? Когда и куда? Сразу будет ясно, что она тесно с ним связана. Отстранят еще от дела. Запросто могут, не разобравшись. Выход нашелся, когда он уже отчаялся что-нибудь придумать. Паркуя машину перед домом, он увидел тетю Сашу, входящую в подъезд с пакетом и типично старушечьей сумкой в руках. Он догнал ее и расцеловал:
– Тетя Сашенька, я вас люблю!
– Это ты не меня любишь, это ты во весь мир влюблен, знаю я такое чувство. Заходи, расскажешь, чем могу помочь.
Вечером из подъезда, чуть прихрамывая, опираясь на локоть Алексея, вышла Александра Ивановна и сразу села в машину, которую он подогнал к самому подъезду. Алексей усадил женщину на заднее сидение и, не теряя времени, быстро выехал из двора. Таким же манером они высадились у подъезда Анатолия Дмитриевича, который уже ждал их, нетерпеливо прохаживаясь во дворе. Пожилую женщину быстро провели в квартиру. Там она сняла старомодное пальтишко и клетчатый платок, и взору изумленной Машки предстала Наталья в плохонькой одежонке и сапогах «прощай, молодость». А через полчаса к этому же подъезду лихо подрулил, сверкая металлическими заклепками и блестя лаковой кожей, байкер в шлеме, который он почему-то не стал снимать, а также быстро прошел в квартиру банкира Голицына.
Наталья, вся зацелованная Машкой, пила чай, сидя на диване в огромной гостиной. Машка, то отстраняясь, то обнимая подругу, никак не могла на нее наглядеться. Анатолий расхаживал из угла в угол с тростью, смешно размахивая руками и как-то очень по-бабьи причитая:
– И за что тебе это? Нужен был тебе этот ключ проклятый. Жила бы сейчас как человек, на работу бы ходила. Полина уже соскучилась, все о тебе спрашивает. Долго это будет еще продолжаться? – вдруг грозно спросил он у Алексея.
В это время в прихожей раздался звонок. Алексей почти бегом отправился открывать и через минуту привел в гостиную странного байкера в шлеме. Тот неторопливо снял шлем, пригладил волосы и достал из-за пазухи тонкую папку с тесемками.
– Ну, где нам можно поговорить без свидетелей? – добродушно спросил он.
– Ты, Константин Петрович, выбирай сам, – ответил Алексей. – Я тут, конечно, не хозяин, но, думаю, можно в кабинете. Можно, Анатолий Дмитриевич?
– Да, проходите. Прослушки нигде нет, сегодня, как знал, ребятки проверяли. Окна закрыты. Так что разговаривайте, сколько душе угодно.
Письменный стол зеленого сукна был обширен, как ячменное поле в средней полосе России. Наталья уселась в кресло, которое Алексей предусмотрительно подвинул к столу. Сам Константин Петрович расположился на месте хозяина.
– Паспорт есть у вас, Наталья Сергеевна? – спросил он тихонько.
– Конечно.
Она суетливо полезла в какой-то карман под темненькой кофтой, достала паспорт и протянула его следователю. Он, не торопясь, переписал данные, несколько раз взглянул на часы, сверяя время с висящими на стене ходиками, потом уселся поудобнее и сказал:
– Слушаю.
Наталья растерялась. Что говорить? Она уже, кажется, все рассказала Алексею, а до этого злому следователю Терехину.
– Спрашивайте, Константин Петрович. Он довольно ухмыльнулся:
– Спасибо, Наталья Сергеевна, что запомнили мое имя и отчество. Это приятно. А спрошу я вас вот о чем. Вот вы, наверное, много размышляли об этом убийстве. Как вы думаете, кто мог это сделать?
Наталья растерялась еще больше и пожала плечами:
– Я не знаю.
– Понятно. Тогда расскажите, что это были за люди, кто мог знать об их привычке пить бальзам перед обедом, кто вообще был вхож в их квартиру.
Наталья задумалась. Кто к ним ходил? Никто, если не считать Настю и Михаила Коваленко, которого Настя приглашала то кран починить, то окно открыть. Это она сама видела. А кто еще?
– Домработница точно знала, они всегда бальзам на стол ставили, охранник заходил пару раз, заказчика однажды видела, когда он пришел за гарнитуром. Все.
– А какие они были люди? Осторожные, может быть, болтливые, несдержанные? Какие отношения у них были?
Наталья чуть не задохнулась от возмущения.
– Самые лучшие люди на земле они были, вот что я вам скажу. И никакие не болтливые, а интеллигентные, тактичные и порядочные. Любили друг друга и никогда не ссорились. И мне, человеку постороннему, помогали с дочкой и просто по-соседски. И я их очень любила. Я до сих пор иногда прохожу мимо их двери и хочу позвонить в звонок. Я всегда так делала, когда приходила домой. Это была почти семья.
– Но вы же работали и не могли знать, кто к ним приходит в ваше отсутствие?
– Это да, не могла. Но Анна Дмитриевна мне почти обо всем рассказывала.
– А накануне убийства? Откуда появилась эта бутылка с отравленным бальзамом?
– Этого я не знаю. Анна Дмитриевна звонила мне в день убийства насчет лекарства. Я рассказывала об этом Алексею, то есть майору Пронину. Но я закрутилась на работе, а утром в подъезде узнала, что их убили.
– А насчет домработницы что можете сказать?
– Да я ее особо и не знала. Она обычно приходила утром, я в это время дочку в садик отводила, уходила на работу. А когда не работала, домашними делами занималась, по магазинам ходила. Времени у меня совсем нет, я еще кандидатскую диссертацию пишу.
– Но все-таки, что она за человек, эта Настя?
– Если честно, она мне не нравилась. Почему, не могу сказать. Просто не нравилась, и все. Она мне ничего плохого не сделала, и все-таки не нравилась. Но Анна Дмитриевна была ей довольна. Даже хотела оплатить первый год учебы, если она на бюджет не поступит.
