Алексею стало почему-то смешно: Наталья в домашнем халатике с кружкой в одной руке и куском баранки в другой говорила как на собрании, даже размахивала руками. Видимо, эта тема ее как-то задевала.
– Ты чего так взвилась-то? – удивился он.
– Да нет, ничего, – улыбнулась она, – просто давно на людях не была, захотелось поговорить.
– Я бы с тобой постоянно разговаривал. Или молчал. Только я на работе все время.
– А знаешь, я иногда прихожу домой после дежурства и молчу от души. Наговоришься на работе, и хочется тишины. Правда-правда, я даже форточку закрываю, чтобы тихо было. Потом Полина из садика приходит, вся тишина кончается.
– Слушай, а чем вы с ней занимаетесь, когда ты дома?
– Играем, книжки читаем, мультики смотрим. Если у меня неотложные дела, она сама играет или рисует. На английский ее няня водит и на танцы тоже.
Алексей обалдело уставился на Наталью. – На какие танцы?
Она посмотрела на него и засмеялась:
– В танцевальный кружок.
– Ох, – выдохнул он, – а я подумал, на дискотеку. – А ведь и правда, раньше это называлось «пойти на танцы». Ты, кстати, где танцевать научился? А то я спросить не успела после ресторана, так все быстро закрутилось с этим переездом.
– Я занимался во дворце пионеров, в кружке латиноамериканских танцев. Меня туда мама отвела, когда мне было лет шесть, наверное. После ее смерти я еще год ходил, а потом вынужден был прекратить – некому стало шить костюмы. Да и партнерша моя выросла, стала выше меня. Я только года через два ее догнал.
– А ты где занималась?
– И я во дворце пионеров. Правда, костюмы для выступлений нам шили там же, во дворце. Мы очень важно на примерки ходили. У меня партнер был, ему мама сама шила, а мне – как всем. Правда, костюмы очень хорошие были. А обувь сами покупали.
Кажется, ничего особенного сказано не было, но оба почувствовали, что эти простые детские воспоминания их странным образом сблизили. Наталья прочно утвердилась на табурете, на краешек которого присела, чтобы удобнее было пить чай, а Алексей уселся верхом на стул и облокотился на спинку.
– Расскажи, какая ты была в школе, – попросил он. Она пожала плечами:
– Да, знаешь, ничего особенного. Я была обычной. Училась хорошо, школу закончила с медалью, но выдающегося ничего не было. Вот у нас Танька Никитина была – это да! Красавица-раскрасавица, ноги от зубов, глаза как блюдца, грудь такая, что можно было стакан с чаем ставить. Мальчишки все у ее ног лежали. Я ей страшно завидовала, даже одно время пыталась подражать.
– Ты завидовала?
Алексей искренне удивился. Ему даже в голову не могло прийти, что кто-то на свете может быть лучше Натальи.
Наталья посмотрела на него и смутилась:
– Я понимаю, это глупо – завидовать чьей-то красоте, но так уж получилось.
– А парень у тебя был? – Нет, не было.
– Да не может такого быть, – возмутился Алексей, – куда они все смотрели?
– На Таньку Никитину и смотрели. А я тихо завидовала.
– И где сейчас эта Танька?
– По-моему, в Москве. Вышла замуж за взрослого дяденьку и уехала сразу после выпускного бала. Один мальчишка у нас чуть с катушек не слетел, так ее любил.
– Ты ее здесь не встречала?
– Нет, видимо, разные тусовки.
– Да, если у людей разные интересы, им в Москве не повстречаться. А ты вообще чем занимаешься в свободное время?
– Если честно, у меня его нет, в смысле, времени. Полина, работа, дом, книги читаю. Диссертацию по ночам пишу. Очень люблю готовить. Когда была жива Ольга, я любила бывать в Большом театре. Теперь не бываю. Дорого, да и билетов не достать. А еще мы с Машкой любим шляться по книжным выставкам. Вот уж пир для ума. Ну, и братья у меня, дача. Раньше вот Петр Иванович и Анна Дмитриевна были, с ними время проводила. А ты чем занимаешься в свободное время?
Алексей задумался. Последнее его «свободное время» закончилось очень нехорошо перед самыми майскими праздниками, а больше он и не помнил.
– Я сплю.
– Хорошее занятие. Кстати, а не пора ли спать? Мнето все равно, я могу днем отоспаться, а тебе завтра на службу. Так что давай завершать наши посиделки.
Она решительно сползла с табурета, вымыла кружку, из которой пила чай, и выключила свет. Алексей посидел бы еще, но подчинился. Так и не спросил, о чем она рассказала следователю. Впрочем, может быть, и к лучшему. Завтра спросит у самого Константина Петровича.
14 мая, четверг
Иван договорился встретиться с Еленой Дмитриевной в 10 часов утра у нее дома.
– Не рано? – заботливо спросила она.
Голос по телефону звучал очень молодо и на удивление сильно. Это как-то не вязалось с образом больного человека.
– Нет, не рано, – ответил Иван. – Может быть, что-нибудь привезти? – после нерешительной паузы поинтересовался он.
Елена Дмитриевна засмеялась:
– Все, что надо, у меня есть, просто приезжайте, познакомимся.
А оказалось все-таки рано. Он никак не мог придумать, с чем явиться в дом к пожилой женщине. Понятно, что цветы будут точно уместны. Конфеты? Коньяк? Шампанское? Торт? Да, наверное, хороший торт. А вдруг у нее диабет, а он с тортом? Почему не спросил вчера? А как? Вот так, прямо в лоб, спросить: «Нет ли у вас диабета?» Глупо. Цветы он купил – роскошный букет роз нежного цвета, который и не определишь с первого раза. Кажется, розовые, а поменяешь угол зрения, и вот уже палевые, а под лучами солнца – вовсе с желтым оттенком. Подумал и купил нарядную коробку конфет. Если не попадет с подарком, отправит водителя за чем-нибудь другим.
Дом оказался со шлагбаумом, но без консьержа. Лифт вместительный, лестничные клетки просторные. Пахло сдобой и духами, видимо, только что спустилась хорошо одетая женщина. Что она была хорошо одета, Иван не сомневался. Аромат духов был стойким и дорогим. Уж в этом он разбирался очень хорошо. Дверь открылась сразу, как только он вышел из лифта. В глубине коридора в инвалидном кресле сидела женщина и улыбалась, разглядывая Ивана. Иван растерялся. Почему-то о том, что Елена Дмитриевна инвалид, он не подумал.
– Проходите, Иван Ильич, – пригласила она, – я вас жду.
Он зашел, снял плащ и в сомнениях – разуваться или нет – остановился перед зеркалом.
– Пойдемте в гостиную, не снимайте обувь, – предварила его вопрос женщина.
Только теперь он нагнулся и поцеловал ее руку, передал цветы и тут же забрал их обратно.
– Где ваза? – спросил он.
– Ах, ваза? Ваза на кухне, на шкафчике. Пойдемте, я покажу.
И она поехала впереди, показывая дорогу. Иван пытался взять себя в руки. Пока ничего неловкого он не сделал. Но ему было не по себе. Он примерно выстроил план разговора, но сейчас не мог выдавить из себя ни слова. Преувеличенно бодро он достал вазу, налил воды и поставил букет.
