– Это не наш секрет, – сказал мягко сеньор Джимилетти.
– А я в свою очередь прошу вас сохранить мой секрет, – сказала Наталья, – ведь Полина по документам – моя дочь.
– Мы это знаем, сеньорита Голицына, мы все знаем о вас, – протирая запотевшие стекла очков (видимо, беседа далась нелегко), сказал сеньор Джимилетти, – я даю вам слово чести, что никто из нас никогда не раскроет вашей и нашей тайны. Полина Голицына – ваша дочь, в этом нет сомнений. Но я хотел бы, чтобы, если случится какая-то нужда в помощи, вы обратились бы за ней ко мне. Я найду, с кем связаться и помочь вам. Вот моя визитка на русском и итальянском языках.
Он достал из кармана пиджака маленький картонный прямоугольничек и отдал его Наталье. Потом взял со стола конверт и банковскую карту и настойчиво вложил в руки Наталье.
– В конверте все реквизиты, адреса банка в Москве и столицах Европы, в запечатанном конвертике – пинкод. С этой суммы уже оплачен налог, так что не беспокойтесь, все формальности соблюдены. Вам ничего не надо делать, только снимать деньги и пользоваться ими.
– Спасибо, – сказала Наталья и положила обе карточки и конверт в сумочку.
Ей было неловко, хотелось, чтобы не было никаких итальянцев, никаких убийств. Хотелось быть маленькой девочкой, сидеть у папы на коленях и ничего не бояться в его уверенных руках. Пауза затянулась, надо было вставать и уходить. Но она почему-то не могла этого сделать. Очень кстати послышались шаги, и в холле показался Алексей.
– Извините, я, наверное, помешал, – сказал он, делая шаг назад.
Все сразу встали, зашевелились.
– Нет-нет, – поспешно сказала Наталья, – мы уже закончили.
Она подошла к нему решительным шагом, как на пионерской линейке в лагере, взяла под руку и потянула за собой. Они вышли, не оглядываясь.
За столом царило благодушие. Подали горячее – какое-то замысловатое сооружение из жареного мяса и овощей, видимо, очень вкусное, потому что все сидели, уткнувшись в тарелки. Сеньор Рикалли положил столовые приборы и вопросительно посмотрел на Наталью. Она глядела на него, не мигая, он отвел глаза. Когда вошли Витторио и сеньор Джимилетти, он буквально пробуравил их взглядом. Витторио чуть заметно кивнул. Вот и вся мелодрама. Наталье стало скучно.
В зале опять танцевали. Алексей вопросительно посмотрел на нее. Она покачала головой, танцевать не хотелось. И уйти сразу было нельзя. Наталья обвела глазами стол. Машка и Анатолий, судя по их физиономиям, блаженствовали. Он что-то говорил ей, она сидела, подперев подбородок рукой, и смотрела на него в упор. Итальянцы наслаждались едой и вином. Еще будет десерт. Господи, как это выдержать? Пожалуй, надо согласиться на танец.
– Алеша, ты поешь, и будем танцевать, а то я со скуки помру. Или вон Машку пригласи, а то она скоро от Толиных речей поплывет, он ведь, наверное, про курс доллара рассказывает.
– Ну уж нет! Я сыт, как кабан под дубом, а Машку пусть вон тенор приглашает.
Он решительно встал и предложил ей руку. Оркестрик играл вальс, и на танцевальной площадке было пусто. Вальс был старый, заигранный еще в шестидесятых годах прошлого века, но Наталье он нравился. Они с удовольствием встали в начальную позицию и начали кружиться в такт музыке. Трам-пам-па, трам-пам-па, лям, пам-па. Вот где были кстати и смокинг, и длинное бальное платье. Вальс, как на выпускном вечере! Вальс, как на балу в Кремле! Вальс, вальс, вальс! Господи, пусть он звучит долго. Так приятно чувствовать себя в осторожных и в то же время уверенных объятиях этого сильного мужчины. Как жаль, что он здесь по служебной надобности, и все кончится, как только он найдет преступника. И его ласковый взгляд ласков только потому, что он должен, просто вынужден ее охранять. Как уверенно он ее ведет, не обращая внимания ни на людей, вставших в круг, как во время их первого танца, ни на звонок своего телефона. Это их вальс, только их.
Музыка отзвучала, вальс закончился. Алексей, закрутив ее под рукой, встал перед ней на одно колено и наклонил голову в знак благодарности. Наталья улыбалась. Все восхищенно захлопали в ладоши. Он встал с колена и собирался уже отвести ее к столу, как вдруг оркестр заиграл туш. К ним подошел метрдотель, протянул Наталье букет бордовых роз и поцеловал ей руку. Да, танец был супер, это она и сама понимала. Восхищенные взгляды мужчин провожали ее, пока она шла к столу. Анатолий обнял ее и поцеловал в раскрасневшуюся щеку.
– Ну, старуха, ты даешь, – удивился он.
Итальянцы громко выражали свой восторг, крича «браво, брависсимо». Было приятно, но чего-то не хватало. Наталья оглянулась: Алексея рядом не было. Он стоял в дальнем конце зала и разговаривал по телефону. Лицо у него было очень серьезным.
Саша звонил, а Алексей не мог ответить – он танцевал вальс. Он опять удивился абсолютной слаженности движений, как будто они репетировали всю жизнь. Ему хотелось выразить ей свое восхищение, но, казалось, слов не хватит. Поэтому он встал перед ней на колено. Вроде бы это было просто эффектное и логичное завершение вальса, но он-то знал, что на самом деле этот вечный жест преклонения перед женщиной – только для Натальи. Она приняла его дар, восторженно улыбаясь. Ей подарили цветы, для нее звучали аплодисменты. Она пошла к своему столу, а он поспешил набрать Сашин номер. Там было все в полном порядке: няню отпустили, Полина спала, Сережа Пестров был благополучно отправлен домой. Как только он нажал отбой, сразу раздался звонок от капитана Пестрова.
– Добрый вечер, Алексей Николаевич! Задание выполнил, что еще?
– Все, капитан, отдыхай.
– Завтра у меня выходной. Могу или нужен? Вот ведь стиль общения. – Можешь.
– Спасибо, хорошего вечера. – До свидания.
Надо было как-то незаметненько сворачивать застолье, было уже поздно, а еще придется уговаривать Наталью сменить на время место жительства. И ее новое обиталище будет в его квартире. При этой мысли стало жарко, щеки так и полыхнули краснотой. А телефон не дремал: еще один звонок.
Звоночек был интересный. Иван каким-то неестественно звонким голосом требовал, чтобы он оставил в покое женщину его мечты – Наталью. Именно так и сказал: «женщина моей мечты». Интересно, а женщина с экзотическим именем Ландыш, с которой он сидел не далее как сегодня в шестом ряду партера, места пятнадцатое и шестнадцатое, это уже не его мечта? И где эта цветочная фиалка, неужели дома? Он что, монах, или у него в Берлине есть подруга? А вообще, это он звонит? В окошечке высвечивалось его имя. Странный голос. Вдруг Иван попытался выговорить какое-то, видимо, заковыристое, слово, но не смог. И тут Алексея осенило: да ведь он пьян, причем, в дымину. Надо позвонить его охране. Когда это он успел так наклюкаться? Уговаривать его сейчас бесполезно: все равно что объясняться с фонарным столбом. Завтра поговорим.
Боковым зрением он видел, что Наталья тревожно смотрит на него. Нечего заставлять ее беспокоиться. Он быстрым шагом пошел через зал. Она стояла и продолжала на него смотреть.
