– Да это как раз понятно. Только сюда-то ты зачем приперся? – сменил Алексей благодушный тон на вопрошающий.
Да уж, перст указующий, тон вопрошающий. Иван залился смехом, следом за ним захохотал Алексей.
Наталья вышла наконец из ванной, где сидела на всякий случай, не зная, можно легализоваться или нельзя. Ничего не понимая, она переводила взгляд с одного мужчины на другого. Оба были ей симпатичны, и она нравилась обоим. Уж это она углядела. Что же, теперь придется выбирать? Господи, какие глупости могут прийти в голову девушке на выданье! Еще никто из них ей ничего не предлагал, а она тут размечталась. Если бы Ольга была жива, она бы подсказала, на кого обратить внимание.
– Здравствуйте, Иван Ильич, – сказала она негромко, и они оба, как по команде, перестали хохотать и стали во все глаза смотреть на нее.
Так, чего это они? У нее вроде все в порядке. Еще не хватало, чтобы она начала при них себя оглядывать и ощупывать. Ни за что. Вот как стоит, так и будет стоять. Пусть себе разглядывают! Ей стало весело, и она, повесив на физиономию маску серьезности, спросила Ивана:
– Вы снова за какими-нибудь ключами?
Он встряхнулся, да, на самом деле встряхнулся, как собака после дождя, и каким-то пересохшим голосом сказал:
– Нет, я просто по-соседски.
– А, по-соседски? Тогда прошу кофе пить. У нас еще вкуснющая пшенная каша есть. Будете?
– Нет, спасибо, – ответил уже нормально Иван, делая шаг назад, – я уже завтракал. У меня теперь полный дом прислуги, учитывая новый статус.
Интересно, ему нравится его «новый статус» или нет? Наталья вообще не терпела, когда посторонние пытались помогать ей по хозяйству. Машка не в счет. Она могла прийти и сделать генеральную уборку просто от избытка адреналина в крови. Особенно это удавалось ей после тяжелых дежурств. Но это Машка, она своя, родная.
– И чем занимается эта ваша прислуга? – самым заинтересованным, невинным тоном спросила Наталья.
– Завтрак мне приготовила, а остальные меня охраняют.
Опять этот бесенок появился, откуда ни возьмись. Наталья прикусила язык, но, сама того не желая, вдруг произнесла:
– А мне сегодня господин майор завтрак готовил, потом посуду мыл, и охраняет он меня сам.
Повернувшись к мужчинам спиной, Наталья с самым независимым видом направилась к лестнице. Краем глаза она видела, как они снова впали в ступор. Вот и пусть стоят, а она еще подумает. Ох, как она подумает!
Алексей сразу понял, что она собирается… шалить. Что-то появлялось в ее глазах, этакое-такое, от чего бежали мурашки по коже. Вот утром, когда она решила выведать у него подробности личной жизни, в глазах веселились такие же искорки. Сама же она оставалась внешне спокойной, даже бесстрастной, и говорила ровным голосом, как будто вела светскую беседу. Но когда поднимала веки, и глаза распахивались во всей своей голубизне, у Алексея перехватывало дыхание от радостного предчувствия: вот сейчас скажет что-то особенное, от чего захочется жить! Конечно, это было глупо – ждать вот так радости от женских шуток или даже колкостей, но он почему-то ждал и радовался. Было и смешно, и весело, и грустно одновременно. Грустно потому, что этот рай и ад вперемешку он устроил себе сам, правда, ненадолго. Ребята копают, роют, ищут. И найдут. И он ищет и найдет убийцу, и тогда все закончится. Как он будет без нее? Как он будет без этих синих глаз и пляшущих искорок в них?
Иван удивился, что это с ней. Она хвастается, что ли? Или осуждает его за многочисленную прислугу? Майор ей, видите ли, завтрак готовил. Или это она так шутит? Он должен как-то реагировать? Сказать бы что-нибудь остроумное, чтобы она засмеялась от души. А на ум ничего не пришло. И он стоял и смотрел, как она уходит вверх по лестнице, провожая взглядом прямую спину.
Алексей двинул плечом, переступил с ноги на ногу и спросил:
– Где разговаривать будем: тут или в отделении? – Где удобнее, можно вообще в моей квартире. – В твоей, я думаю, пока нельзя: она опечатана. Он посмотрел на часы:
– Знаешь, у меня в десять совещание, время еще есть, давай подъедем в отделение, поговорим в моем кабинете, а потом тебя кто-нибудь из ребят вернет на место.
Иван усмехнулся:
– Да у меня своих «ребят» полно. Охрана, водитель… Следом поедут, – решил он.
– Ну, следом так следом. Тогда подожди минут десять, я оденусь.
До отделения они ехали молча. Алексей сосредоточенно вел машину, Иван сидел рядом и слушал бодрую припевку: «Русское радио. Все будет хорошо». Как-то не было уверенности, что «все будет хорошо». Пока все было неважно.
Алексей при входе предъявил стоящему перед дверью пареньку в форме лейтенанта удостоверение и прошел вперед, а Иван остался перед вертушкой, закрывающей проход.
– Э, – напомнил он о себе невнятным мычанием. Алексей оглянулся и сказал:
– Это ко мне, я пропуск на выход оформлю.
Вертушка звякнула, штырь, перекрывающий вход, повернулся вверх, как будто салютуя входящему, и пропустил Ивана внутрь.
В длинном коридоре милицейского отделения на казенных стульях как-то сиротливо сидели люди, видимо, пришли на допрос. Или что они тут делают в последний день праздничной гульбы? Алексей шел теперь рядом с Иваном, на ходу здороваясь с приветствующими его людьми. Некоторым он пожимал руку, другим кивал, одного гражданина вообще как будто не заметил.
Иван подумал, что везде существует свой этикет, как в дипломатии. Его дед знал правила поведения до нюансов. Вот, например, ритуал приветствия, который только что виртуозно продемонстрировал Алексей. Посол дружественной страны может как-то рассеянно кивнуть чиновнику МИДа, а тот побежит докладывать своему начальнику о недостаточности взаимопонимания между странами.
– Ты посиди пока тут, – нерешительно попросил Алексей, указывая Ивану на стул перед кабинетом, на котором было написано «Начальник…», а далее следовала абракадабра из букв, видимо, обозначающая название отдела или подразделения, как там, в милиции, это называется.
Стало быть, начальник. Начальник, это хорошо, это обнадеживает. Ладно, посидим, обдумаем, что сказать, а чего не говорить. А чего, кстати, не говорить? Вся Иванова биография не предполагала какой-либо криминальной тайны. Государственная тайна – да, но пошлая уголовка – ни в коем случае! А тут какие-то сплошные тайны и убийства. Мысли текли сами собой. Его дед говорил всегда, что мысль должна быть дисциплинированной. То есть, если думаешь о делах, не надо размышлять о завтрашней рыбалке, и наоборот. Вот и сейчас Иван постарался думать о главном. Что теперь для него главное? В политических интригах всегда, ну или почти всегда замешаны женщины. И тут тоже женщин целых две, нет, пожалуй, три: Наталья, Ландыш и Лидка. Наталья, похоже, жертва или свидетель. Ландыш… Ландыш пока не ясно, кто. Или она ведет какую-то игру вместе с папенькой, или ее ведут в этой игре какие-то криминальные силы, или вся странность ее поведения вообще объясняется другими причинами, не имеющими отношения ко всем событиям вокруг Ивана.
