– Стало быть, насколько я понял, – осведомился Ги, обращаясь прямо к Виттории, – ваши слуги сразу же доложили вам, сеньора, о том, что на них совершено столь дерзкое нападение?
Та в ответ высокомерно кивнула головой.
– А какие же меры вы приняли для того, чтобы обезвредить опасного преступника? – задал следующий вопрос защитник. – Ведь насколько я понимаю, человек, способный напасть посреди ночи на четверых вооруженных молодцов безо всякой видимой причины и с легкостью убить двоих, крайне опасен для путников. Или же причина все же была? – обратился он к свидетелям.
– Никак не была, – в этот раз ответил второй, – он сам нападать, убивать…
– Но мои подзащитные свидетельствуют прямо противоположное, – объявил адвокат. – Именно эти двое молодцов напали на них ни с того ни с сего. Благородная сеньора, разумеется, говорит нам чистую правду, поэтому защита склонна считать, что солгали именно эти двое. Так как все свидетели – и со стороны защиты, и со стороны обвинения – это заинтересованные люди, то дело должно быть решено судебным поединком между одним из свидетелей обвинения и моим подзащитным. Обвинение соглашается на поединок?
При последних словах адвоката «двое из ларца» испуганно переглянулись, Робер встопорщил усы и выпятил грудь, а обвинитель подпрыгнул на месте. Теперь его лицо выражало лишь испуг и смятение. Донна Корлеоне нахмурила лоб, немного поразмышляла и отрицательно мотнула головой.
– Сеньора, будучи уверена в своей правоте, вынуждена отказаться от обвинения за недостаточностью доказательств, – объявил легист. Охранники с облегчением вздохнули, Робер разочарованно сплюнул, а бальи помрачнел больше прежнего.
– Теперь рассмотрим обвинение в краже коня, принадлежащего ордену Храма, – считая и этот вопрос исчерпанным, продолжил защитник. – Уважаемый мэтр, повторите, пожалуйста, кто выдвигает это обвинение?
– Его светлость бальи Иерусалимского королевства, – крайне неуверенно ответил легист.
– Стало быть, вы действуете от его имени, по его письменному или устному поручению?
– Мне поручил это дело бальи города Тира, – очень тихо ответил Мартин из Аквитании. Он уже понял, в какую ловушку его загоняет коварный акрский законник.
– Ваша милость, – обратился Ги к председателю, – защита и обвинение предлагают отставить рассмотрение этого пункта до тех самых пор, пока с жалобой о краже коня не обратится представитель ордена либо уполномоченное им лицо. Вы не возражаете, коллега? – развернулся он к Мартину. Тот густо покраснел и в знак согласия кивнул головой.
– Следующий пункт, – ни на кого не глядя, объявил бальи.
– Предлагаю все обвинения, выдвинутые его светлостью господином бароном Бейрутским, рассмотреть по совокупности, – продолжил защитник. – Так как самым существенным из всего является обвинение в мятеже, с него, пожалуй, и начнем. Никто из присутствующих не будет возражать против того, что столкновение между рыцарем де Мерланом и его оруженосцем Жаком из Монтелье состоялось примерно на полпути от Черной Скалы до Белых Камней?
– Совершенно верно! – обрадованно подтвердил Мартин. – А как известно, все побережье до Белых Камней является владением господина барона…
– До каких пор я буду слушать эту чепуху? – взвился бальи Сидона, который, оказывается, тоже присутствовал в зале. – Во всех жалованных грамотах черным по белому прописано, что границы сидонских земель простираются вдоль берега до самой Черной Скалы, известной как место отличной рыбной ловли!
– Искони, еще со времен взятия Бейрута, известно, что границей Бейрутского баннерета являются Белые Камни! – рявкнул с другого конца зала барон. – Мы неоднократно подавали жалобы Его Святейшеству, дабы он рассудил этот многолетний спор.
Бейрутец и сидонец заговорили одновременно, председатель вжался в кресло и съежился, а по лицу обвинителя стало видно, что он откровенно жалеет о том, что ввязался в это дело.
– Очевидно, – обращаясь к председателю, сказал Ги, – к этому вопросу можно будет возвратиться только после того, как высокие нобили окончательно определят, где происходил поединок – на земле Бейрутского баннерета или Сидонской сеньории.
Что касается обмена любезностями, произошедшего между сиром рыцарем и его светлостью бароном в Бейруте, – мой подзащитный готов дать удовлетворение оскорбленной стороне любым приличествующим для рыцаря способом – с копьем на коне или же пешим порядком, с мечом и щитом, до первой крови. Так как шевалье де Мерлан не является вассалом сира барона, то, стало быть, вопрос о рыцарской чести не подлежит юрисдикции здешней судебной палаты…
При этих словах Жан Ибелин прекратил препираться с сидонцем и уставился на Ги ненавидящим взглядом.
Адвокат быстро перевел взгляд на председателя.
– Вот кому не позавидуешь, – пробормотал Робер, отслеживая его взгляд. – Наши головы, поди, оплачены еще неделю назад, а тут с судом такая вот незадача…
Барон что-то буркнул в сторону легиста, и тот помчался к нему, словно легавая, которой хозяин показал лакомство.
– Пока благородные господа советуются, – как ни в чем не бывало продолжил Ги, – я хотел бы рассмотреть обвинение в нападении на некоего жонглера. Кстати, он здесь?
– Я здесь! – выступил из толпы Рембо. Вид он изображал крайне несчастный, а в руках сжимал обломок многострадальной лютни. – Избит, ограблен, унижен и оскорблен, ваша милость, – обратился он к бальи, – а все вот эти двое. – Он указал обломком на Жака и Робера.
– Вот тут у меня имеется свидетельство пизанского консула в Акре, – более не обращая внимания на пострадавшего, произнес, также обращаясь к бальи, адвокат, – где говорится о хищении некоего векселя и указываются приметы жонглера Рембо как похитителя. Кстати, жонглер, откуда у вас этот штопаный надрез на новом платье?
– Мне испортил одежду этот вот разбойник! – Жонглер снова вытянул вперед обломанный гриф, указывая на Жака.
– А не ответите ли вы, что именно он оттуда вырезал? – на удивление вежливо осведомился Ги. – Уж не письмо ли, полученное вами от Анны, фрейлины ее светлости баронессы Бейрута, в котором говорится о том, как она вас куртуазно благодарит за чудесную ночь?
При этих словах лицо барона Ибелина начало багроветь.
– Ах ты, мерзкая тварь! – взревел барон, обращаясь к жонглеру. – Я тебя на службу принял, а ты, стало быть, в мой курятник засунул свой грязный… – Последние слова барона перекрыл громкий смех всей имперской половины зала.
– Так вы уверены, мэтр Рембо, что именно эти люди напали на вас в ночь после турнира? – ласково уточнил защитник. – Ночь была темная, могли и обознаться…
– Н-не увверен, – ответил жонглер, дрожа как осиновый лист, – я в тот вечер выпил преизрядно, мог и ошибиться. Уж, право, и не знаю, ваша милость…
– Ну вот, – сказал Ги, обращаясь к барону, – ваш свидетель и пострадавший сам отказывается от обвинения.
