— Сколько там куриц?
— Восемнадцать.
— А петухов?
— Три.
— Хорошо. Иди и приготовь все к полету.
— Куда летим?
— Узнаешь об этом, когда я к тебе приду.
— Других приказаний не будет?
— Нет. Иди!
Человек исчез в снежном вихре. А все стоял на том же месте спиной к двери. Он прислонился к ней, потом поднялся на деревянную ступень и стоял так несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А исчез.
IV
Нисетта
А оказался в узкой комнате, освещенной небольшим фонарем, висевшим на стене. Он снял с себя плащ, шляпу с широкими полями и маску.
Луч фонаря осветил лицо человека лет тридцати пяти, невероятно красивого. Но особенно бросалась в глаза сила этого подвижного и умного лица. Во взгляде была видна твердость, показывавшая необыкновенную душевную мощь. Кожа была бледной, черты — правильными, губы — розовыми. Обнаруживалась в чертах лица и доброта.
А стряхнул с платья следы земли, оставленные ночным посещением сада на улице Вербуа, потом пошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с черной шелковой тесьмой и серый плащ. Сняв фонарь, он распахнул небольшую дверь, переступил через порог, спустился на две ступени вниз, и дверь закрылась сама без малейшего шума.
А стоял теперь в коротком коридоре, в конце которого была большая комната, напоминавшая своим видом лавку оружейника. А шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни закрыты изнутри. Большая железная дверь с огромным замком, в который был вставлен огромный ключ, находилась в конце лавки. А дошел до этой двери тихо, словно тень. Он держал в левой руке фонарь, бледный свет которого освещал шпаги, кинжалы, сабли, ружья, пистолеты, висевшие на стенах.
Он взял ключ замка и с усилием повернул его. Дверь скрипнула и открылась. А, войдя в нее, опять запер замок. Едва он шагнул на первую ступеньку маленькой лестницы, ведущей на второй этаж, яркий свет показался наверху, и нежный голос спросил:
— Это ты, братец?
— Да, сестрица, это я! — ответил А.
Он проворно поднялся по лестнице. Молодая девушка стояла на площадке этажа с лампой в руке.
Девушка была среднего роста, нежная и грациозная, румяная, с большими голубыми глазами и прекрасными светло-русыми волосами золотистого цвета. Лицо ее выражало радостное волнение.
— О, как ты нынче поздно! — заметила она.
— Если кто-нибудь из нас должен сердиться на другого, Нисетта, — сказал А, нежно целуя девушку, — так это я: почему ты не спишь до сих пор?
— Я не смогла уснуть.
— Но почему?
— Я беспокоилась. Я знала, что ты ушел… Я велела Женевьеве лечь, сказала ей, что пойду в свою комнату. Сама же осталась в твоем кабинете, ждала тебя и молилась Богу, чтобы Он тебя защитил. И Он принял мою молитву, потому что ты возвратился живой и невредимый.
А и молодая девушка, беседуя, прошли в комнату, просто меблированную, оба окна которой выходили на набережную.
— Ты голоден, Жильбер? Хочешь ужинать? — спросила Нисетта.
— Нет, сестренка, я не голоден. Только я очень устал, и это неудивительно, потому, что я работал всю ночь.
— На фабрике?
— Конечно, да.
— Стало быть, ты знаешь, как дела у Сабины?
— Да.
— Она здорова?
— Абсолютно.
— И… — продолжала Нисетта, колеблясь, — это все?
— Все…
— Но… кто рассказал тебе о Сабине?
— Ее брат…
Нисетта вздрогнула и, не в силах побороть любопытство, спросила:
— Ты видел Ролана?
Тот, кого молодая девушка назвала Жильбером, взглянул на нее с улыбкой. Нисетта вспыхнула и опустила свои длинные ресницы.
— Да, — сказал Жильбер, смеясь, — я видел Ролана, моя дорогая Нисетта. Он говорил мне о тебе целый вечер.
— Ах! — произнесла молодая девушка, еще больше волнуясь.
— Не любопытно ли тебе узнать, что именно он сказал мне?
— О да! — наивно отвечала Нисетта.
— Он сказал, что ему хотелось бы называть меня братом, чтобы иметь право называть тебя своей женой.
— Он так сказал?
— Он сказал еще кое-что.
— Что именно?
— Какая ты любопытная! Впрочем, все равно, скажу тебе. Он сказал со слезами на глазах и с волнением в голосе, что любит тебя всем сердцем и всей душой, что он честный человек и даже ценой жизни, если это понадобится, докажет тебе свою любовь. Он спросил меня в конце разговора: «Что я должен сделать для того, чтобы Нисетта стала моей женой?»
Нисетта не сводила с брата глаз.
— А ты что ему ответил? — спросила она.
— Я взял его за руку, пожал ее и ответил: «Ролан, я знаю, что ты человек с сердцем и с честью, ты любишь Нисетту… она будет твоей женой».
— Ах! — произнесла молодая девушка, приложив руку к сердцу в сильном волнении.
Жильбер обнял ее, Нисетта обвила руки вокруг шеи брата и, положив голову на его плечо, заплакала.
— Нисетта, Нисетта, — горячо сказал Жильбер, — прекратишь ты плакать? Разве ты не знаешь, что твой брат становится глупцом, когда его сестра плачет! Полно! Посмотри на меня, улыбнись и не плачь.
— Эти слезы, — сказала Нисетта, — текут от радости.
— Ты очень любишь Ролана?
— Конечно!
Нисетта произнесла это с наивностью, показывавшей ее чистосердечие.
— Если ты его любишь, — продолжал Жильбер, — ты будешь счастлива, потому что станешь его женой через три месяца.
— Через три месяца? — удивилась Нисетта.
— Да, — подтвердил Жильбер.
— Почему же именно через три месяца?
— Потому что по причинам, о которых тебе не следует знать, столько времени должно пройти до твоего брака.
— Но…
— Нисетта, — сказал Жильбер твердым голосом и пристально посмотрел на сестру, — ты знаешь, что я не люблю никого на свете, кроме тебя. Вся нежность моего сердца отдана тебе… Я охотно отдал бы и свою жизнь, чтобы упрочить твое счастье. Если я откладываю это счастье на три месяца, то лишь потому, что важные обстоятельства принуждают меня к этому.
— Дорогой брат, — живо перебила его Нисетта, — если ты не любишь на свете никого, кроме меня, то и для меня ты главнее всего. Я никогда не знала ни отца, ни матери — я питаю к тебе всю нежность сестры и дочери, я верю тебе как моему доброму гению. Мое счастье в твоих руках, я буду слепо повиноваться тебе.
