— Подойдите, я хочу с вами поговорить, месье де Марвиль.
Этими словами король давал понять начальнику полиции, что тот не должен ехать в Париж прежде епископа. Фейдо подошел к столу.
— Господа, — сказал король твердым тоном, несвойственным ему, — это темное дело непременно должно быть разъяснено. Я, со своей стороны, одобряю то, что предложил маркиз д'Аржансон. Вы, месье де Марвиль, имеете богатый опыт в подобных делах. Выскажите же нам откровенно свое мнение, но предварительно все хорошенько обдумайте. И не принимайте во внимание то, что уже говорилось здесь, — мне интересно выслушать, что думаете об этом вы.
— Мое мнение, государь, во всем согласуется с мнением министра, — ответил Фейдо. — Я думаю, что арестованный человек действительно аббат де Ронье. Уверен, что Беррье, возвратившись из Амьена, привезет разъяснения, которые подтвердят мое убеждение; но полагаю, что, даже если арестованный невиновен, следует продолжить игру, чтобы обмануть тех, кого мы преследуем. Отыскать же место, где найдено было письмо, значило бы найти путь, который приведет нас к цели.
В эту минуту постучали в дверь.
— Войдите! — сказал король.
Дверь отворилась, и Бине, камердинер Людовика XV, его доверенный человек, без которого не мог обойтись король, вошел в кабинет.
— Что тебе, Бине? — спросил Людовик.
— Государь, — отвечал камердинер, — парк обыскали, как приказал начальник полиции, и ничего не нашли, решительно ничего. Все, находившиеся в парке, служат у вашего величества или у приглашенных особ.
— А петух?
— Не нашли и следа.
Король взял со стола петушка, вынутого из яйца, и подал его своему камердинеру.
— Ты знаток драгоценных камней, Бине, — сказал он. — Что ты думаешь об этом?
Бине взял петуха, подошел к окну, долго рассматривал с глубоким вниманием, потом сказал, качая головой:
— Государь! Работа великолепная, и стоит эта вещица несметных денег.
— Неужели? — сказал король. — Какова же цена этих камушков?
— Около миллиона.
— Миллиона? — изумился король.
— Да, государь. Тут бриллианты чистейшей воды, а эти изумруды и рубины на крыльях и хвосте стоят баснословно дорого.
— Ты так считаешь?
— Спросите ваших ювелиров, государь.
— Отнесите этого петуха Бемеру.
Бине взял петуха и вышел.
— Миллион? — повторил король. — Возможно ли это?
— Я не сомневаюсь! — сказал д'Аржансон.
— Но кто может быть столь богат, чтобы сделать такую глупость: положить в яйцо эту невероятно дорогую вещь и послать мне ее с петухом, как будто выученным для этого.
— Только один человек во Франции способен на подобный поступок, при этом скрывая, что это сделал именно он.
— Кто же?
— Я уже говорил о нем вашему величеству.
— Я не помню.
— Граф де Сен-Жермен.
— А, тот, который приехал… Откуда он приехал?
— Из кругосветного путешествия.
— Он путешествовал пешком? — спросил король, смеясь.
— Пешком, верхом, в экипаже, в лодке, на корабле.
— Кто служил ему проводником?
— Человек, прекрасно знающий дорогу повсюду, где только можно стать ногой на земном шаре.
— Кто же этот человек?
— Вечный Жид!
— Ваш граф де Сен-Жермен знает Вечного Жида!
— Знает, государь. Они путешествовали вместе. Они, беседуя, прогулялись из Вены в Пекин.
— А сколько времени затратили они на эту прогулку?
— Пятьдесят два года.
— Черт побери! Если он пятьдесят два года путешествовал из Вены в Пекин, сколько же лет объезжал он вокруг света?
— Двести, кажется.
— Не больше?
— Нет, государь.
— Торопился же он! Сколько же лет вашему путешественнику?
— Кажется, семьсот или восемьсот.
— Очень хорошо. Возраст прекрасный! Чем же он занимается?
— Золотом.
— Он делает золото?
— Да, государь.
Король весело расхохотался.
— Благодарю, д'Аржансон, — он, — очень благодарю! Вы развеселили меня. Вся эта гнусная история порядком меня опечалила, а вы ее завершили самым очаровательным, самым неожиданным образом. Я жалею только, что де Мирпуа уехал: если бы он вас послушал, это, может быть, заставило бы разгладиться его морщины.
— Я очень рад, государь, что эта история вам нравится, но я был бы еще более рад, если бы ваше величество позволили мне представить вам ее героя.
— Героя истории, графа де Сен-Жермена, которому семьсот или восемьсот лет?
— Да, государь.
— Если вы мне его представите, сделает ли он золота на мою долю?
— Он обещал.
— Но в таком случае его надо представить не мне, а генеральному контролеру. Сведите их, любезный д'Аржансон, вы мне окажете услугу. Когда у Орри будут кассы полны золота, он позволит мне делать, что я хочу, без возражений, в сравнении с которыми возражения парламента можно назвать лестными комплиментами.
— Государь, я представлю ему Сен-Жермена, если вам угодно, но позвольте мне сначала представить его вам.
— Он будет делать золото при мне?
— Да.
— В таком случае я согласен, маркиз!
Король встал.
— Небо чисто, а солнце великолепно, — сказал он, — хватит с меня дел.
Министр и начальник полиции низко поклонились и вышли. Вошел камердинер.
— Бине, — сказал король, — сегодня в Шуази приедут все французские министры. Так вот, я тебе запрещаю пускать их ко мне. Я здесь не занимаюсь политикой, а развлекаюсь. Открой это окно, Бине, пусть помещение проветрится.
Бине распахнул окно. Людовик подошел и с любовью обвел глазами красивый пейзаж, расстилавшийся перед ним. От замка тянулась большая широкая аллея, которую летом затеняли густые листья лип, но в это время года ее сплошь заливали лучи солнца во всей своей весенней силе.
Людовик дышал чистым воздухом ранней весны и стоял неподвижно, опираясь обоими локтями о каменный балкон.
Вдруг в большой аллее мелькнула тень и возникла амазонка. Она грациозно ехала на прекрасной лошади, которая словно летела, не касаясь земли. Прекрасный костюм амазонки имел мифический оттенок. У девушки на плече был маленький колчан, в левой руке лук, а на голове бриллиантовый полумесяц. Лошадь ее была покрыта шкурой пантеры. Амазонка напоминала Диану, богиню охоты. Быстрее пушинки, уносимой ветром, промчалась она галопом по аллее и вдруг, повернув налево, подскакала к окну. Это окно отделялось от земли только крыльцом.
