Лицо Флейкса горело, он тяжело дышал, глаза, казалось, готовы были выскочить. Он сидел на лошади, дрожа всем телом, словно человек, охваченный внезапным припадком. Я ждал, что он позовет меня назад; но этого не случилось, и я пошел по переулку, держа в руке меч, с развевающимся на плечах плащом. Мне повстречался только человек, погонявший нагруженного хворостом осла. В переулке было уже почти темно, что конечно благоприятствовало мне. Я жалел только о том, что не мог отложить своего предприятия, так как городские ворота запирались вскоре после половины шестого. Остановившись на минуту в тени дома, я постарался запечатлеть в своей памяти положение окна, на котором висел бант; затем быстро вышел на улицу, все еще полную движения, и на мгновение остановился перед домом. Дверь была заперта. Сердце во мне упало: я рассчитывал найти ее открытой, как и утром. Но сознание, что выжидать было некогда, толкало меня вперед. Я решил даже прибегнуть к молотку и проникнуть в дом, если удастся, обманом, не то – силой. Я находился уже в двух шагах от лестницы, когда кто-то быстро отворил дверь и вышел на ступеньки, не заметив меня. Два человека, очевидно сопровождавшие его вниз по лестнице, почтительно стояли за ним, держа свечи. Он на минуту остановился на ступеньках, поправляя свой плащ: к моему немалому удивлению, я узнал в нем своего утреннего знакомца, г-на де Брюль. Не успел я узнать его, как он уже сбежал по ступенькам, помахивая тросточкой, беспечно прошел мимо меня и исчез. Провожавшие с минуту смотрели ему вслед, заслоняя факелы от ветра; один из них что-то сказал, другой грубо рассмеялся. Затем они хлопнули дверью и ушли, как я мог судить по полосе света, в комнату, расположенную налево от сеней.
Теперь наступила минута действовать. Я не мог надеяться и вымолить себе более удобного случая: дверь слегка отошла назад и была открыта вершка на два. Я тихонько толкнул ее, проскользнул в темную прихожую и вновь притворил за собой. Дверь в комнату налево была широко раскрыта и проникавший оттуда свет, равно как и доносившиеся голоса двух людей, побуждали меня к осторожности. Я стоял, едва смея дышать, и оглядывался кругом. Пол не был покрыт циновками; в очаге не видно было огня. Помещение было холодное, серое, нежилое. Передо мной поднималась величественная лестница, несколько выше разделявшаяся надвое, образуя род галереи. Я взглянул наверх и высоко над собою в мрачной высоте второго этажа заметил слабый свет, быть может, лишь отражение света. Движение в комнате налево напомнило мне, что нельзя было терять времени. Каждую минуту кто-нибудь мог выйти оттуда и заметить меня. С величайшей осторожностью приступил я к своей задаче. Сравнительно спокойно и легко пробрался я по каменному полу помещения, но настоящая проблема ждала меня на самой лестнице. Деревянные ступени ее скрипели и трещали подо мной. К счастью, все шло гладко, пока я не дошел до первого поворота (я выбрал конечно левую половину лестницы): тут какая-то доска с треском выскочила у меня из-под ноги, гулко прозвучав в пустых сенях, словно пистолетный выстрел. Я колебался, не броситься ли мне бежать, но вовремя остановился. Один из слуг вышел из комнаты и стал присматриваться. Я слышал, как другой спросил его, что там такое. Я прислонился к стене, задерживая дыхание.
– Думаю, что это мадемуазель в припадке гнева! – ответил тот, который прислушивался, прибавив брань, которую я не решаюсь повторить здесь. – Ее уже усмирили. Пусть себе бьется теперь, но…
Остального я не расслышал: слуга отошел и вновь направился к своему месту около огня. Я понял, что мне незачем было соблюдать такую осторожность: эти люди, готовы были любой шум приписать одной и той же причине. И я стал быстрее подниматься наверх. Едва успел я добраться до второго этажа, как раздавшийся внизу громкий шум, стук отворившейся с улицы двери, топанье тяжелых шагов по сеням заставили меня на минуту остановиться. Я осторожно перегнулся через перила и увидел, как два человека прошли в комнату налево. Один из них, как мне показалось, входя, обозвал остальных бездельниками за то, что они оставляют дверь незапертой. Его голос, гулко прозвучавший по лестнице, затронул в моей памяти какую-то знакомую струнку, я вздрогнул: то был голос Френуа!
ГЛАВА X
Битва на лестнице
Звук этого голоса окончательно убедил меня в том, что я попал куда следует. Да и правда, кто другой, если не Френуа, мог доставить половинку монеты, которая ввела в заблуждение девушку? Уверенность эта сразу приободрила меня. Я почувствовал, что все мои мышцы стали твердыми, как сталь; глаза смелее смотрели вперед, слух стал тоньше, все чувства обострились и усилились. Как кошка, прокрался я от перил и принялся разыскивать комнату мадемуазель. Если б мне удалось освободить пленниц без всякого шума, что не трудно было бы сделать, если бы ключ оказался в замке, мы могли надеяться пройти через сени, благодаря счастливой случайности. На церковных часах в эту минуту пробило пять: вспомнив, что у меня оставалось всего полчаса, я тем более склонен был немедленно предпринять что-нибудь. Свет, который я заметил снизу, исходил из плоскодонного фонаря, висевшего на верхней площадке лестницы, при входе в один из двух коридоров, которые, очевидно, вели в заднюю часть дома. Подозревая, что Брюль имел отношение к мадемуазель, я решил, что фонарь этот был повешен ради него. Пользуясь этим указанием и твердо помня положение замеченного мною окна, я остановился перед дверью, расположенной по правую сторону коридора, шагах в четырех от площадки. Я встал на колени и убедился, что в комнате горел огонь, а в замочной скважине не было ключа. Я стал ногтями царапать дверь, сперва тихо, потом сильнее; наконец, услышал, как в комнате кто-то встал. Я приложил губы к замочной скважине и прошептал имя ля Вир.
Быстрые шаги раздались в комнате, и я услышал шепот около самой двери. Мне казалось, что я различал два голоса. Меня жгло нетерпение: не получая ответа, я по-прежнему шепотом повторил:
– Мадемуазель де ля Вир, вы здесь?
Ответа не было. Шепот прекратился. В комнате, равно как и по всему дому, царило глубокое молчание. Я сделал еще одну попытку:
– Это я, Гастон де Марсак. Слышите? Я пришел освободить вас.
На этот раз до меня донеслось какое-то восклицание удивления. Тихий голос (я сейчас же узнал в нем голос девушки) ответил:
– Что это? Кто там?
– Гастон де Марсак. Вы нуждаетесь в моей помощи?
Ее короткий ответ и сопровождавшее его радостное всхлипывание, дикий крик благодарности, напоминавший скорее проклятие, вырвавшийся из груди ее спутницы, – все это сразу показало мне, что мне были рады, рады, как никогда. Убедившись в этом, я почувствовал себя на высоте положения; готовясь мужественно встретить все, что бы ни случилось.
– Не можете ли отворить дверь? Ключ у вас?
– Нет, мы заперты, – ответила мадемуазель.
Я ожидал этого ответа. Но они объяснили, что дверь с внутренней стороны не заперта. Попросив их отойти в сторону, я встал с колен и плечом нажал на дверь. Я надеялся выдавить ее сразу, но замок не поддавался. Дверь так плотно прилегала к косякам, что всякая попытка приподнять ее также оказалась бы тщетной. С минуту я в смущении смотрел на крепкие доски, совершенно расстраивавшие мои планы. Но вот я вспомнил, что около стены, на верхней площадке, был крепкий деревянный стул. Стараясь не делать шума, я перенес его к дверям и поставил к противоположной стене, как опору для ноги. Теперь я всей своей тяжестью навалился на дверь – и доска, на которую я налег, поддалась и с треском разломилась надвое: треск этот прозвучал по всему пустому дому и, по всей вероятности, слышен был даже на улице.
