В середине комнаты общее внимание привлекал человек среднего роста, с необыкновенно разгоряченным, возбужденным лицом: сидя на столе, он в сильных выражениях поносил кого-то или что-то, приправляя свою речь всевозможными крепкими, странными ругательствами. Двое-трое придворных, составлявших, по-видимому, его свиту, стояли около него и слушали его не то с покорностью, не то с замешательством; а около ближайшего очага, на некотором расстоянии от него, сидел богато одетый дворянин с орденом Св. Духа на груди, служивший, кажется, предметом его брани, но делавший вид, что не замечает ее и занятый разговором с каким-то другим господином. Услышав сделанное кем-то замечание, что Крильон
[97] выпил, я понял, что сидевший на столе оратор был не кто иной, как этот знаменитый солдат. Я все еще смотрел на него в изумлении, так как привык считать мужество и скромность неразрывно связанными между собой качествами, когда дверь из соседней комнаты внезапно растворилась, и все общество устремилось туда, не соблюдая старшинства. Крильон соскочил со стола и первым бросился к порогу. Придворный, сидевший у огня, – это был барон де Бирон, – делая вид, что не замечает оказанного ему неуважения, подождал Рамбулье и пошел с ним вместе. Протискиваясь за своим покровителем, я вошел в комнату немедленно вслед за ними.
Крильон уже успел овладеть королем: он излагал ему свою жалобу почти таким же громким голосом, как раньше в передней. Заметив это, Бирон оставил маркиза и, отойдя в сторону со своим первым собеседником, сел на сундук около стены; а Рамбулье в сопровождении меня и своей свиты подошел к королю, стоявшему близ алькова. Увидев его, его величество, по-видимому, с радостью схватившись за этот предлог, сделал знак Крильону удалиться.
– Да-да! Вы уже говорили мне об этом сегодня утром, – добродушно сказал он. – А вот и Рамбулье! Надеюсь, у него есть что-нибудь новенькое. Я хочу поговорить с ним. Святый Боже! Не смотрите на меня так, словно вы собираетесь заколоть меня на месте, любезный! Ступайте и заводите ссору с кем-нибудь равным себе.
Крильон, ворча, удалился, а Генрих, только что окончивший партию в карты с герцогом Невером, кивнул головой господину Рамбулье.
– Ну-с, друг мой, не принесли ли вы каких-нибудь новостей? – крикнул он. Он имел более довольный и беспечный вид, чем при первом нашем свидании, однако в его глубоко сидевших мрачных глазах и в недовольном выражении рта можно было прочесть озабоченность и подозрительность. – Нового гостя, новое лицо или новую игру, что у вас там с собой?
– В известном смысле, сир, новое лицо, – ответил маркиз с поклоном, несколько отступая в сторону, чтобы пропустить меня.
– Ну, не особенно завидная поклажа! – быстро ответил король и посреди всеобщего хихиканья протянул мне руку. – Однако я готов поклясться, – продолжал он, когда я встал с колен, – что вы чего-нибудь желаете, мой друг?
– Нет, сир, – ответил я, смело поднимая голову: поведение Крильона послужило мне уроком. – С вашего позволения, я уже награжден, так как ваше величество изволили снабдить меня новым красным словцом. Я вижу вокруг себя много новых лиц, мне недостает только новой игры. Если вашему величеству угодно будет пожаловать мне…
– Вот оно! Не говорил ли я? – воскликнул король, поднимая руку со смехом. – Он чего-то желает. Но он, по-видимому, не без заслуг. Рамбулье, чего он просит?
– Небольшого поручения, – ответил Рамбулье, входя в свою роль. – И ваше величество очень обяжете меня, если исполните просьбу сьера де Марсака. Ручаюсь, он человек опытный.
– Так! Небольшое поручение? – воскликнул Генрих, вдруг садясь на место, по-видимому недовольный. – Все они просят одного и того же… если только не добиваются важных поручений. Однако, мой друг, я полагаю, – продолжал он, взяв стоявшую рядом с ним коробку с конфетами и открывая ее, – что если вы не получите того, что просите для него, то будете дуться, как и все остальные?
– Ваше величество никогда не имели основания жаловаться на меня, – ответил маркиз, забывая свою роль или не желая играть ее из гордости.
– Ну ладно! Берите, что хотите, и не беспокойте меня больше. Довольно с него жалования на 20 человек? В таком случае, прекрасно. Вот, де Марсак, – продолжал король, кивая мне головой и зевая, – ваша просьба удовлетворена. Вы найдете там несколько смазливых рожиц. Ступайте к ним. А теперь, Рамбулье, – продолжал он, вновь оживляясь, так как переходил к более важным делам. – Замет прислала мне новых конфет. Зизи от них заболела. Не хотите ли попробовать? Они пропитаны запахом белых тутовых ягод.
Отпущенный таким образом, я отступил и с минуту стоял в недоумении, не зная к кому обратиться за отсутствием друзей и знакомых. Правда, его величество приказал мне подойти к каким-то смазливым рожицам, очевидно называя этим именем пятерых дам, сидевших в отдаленном конце комнаты и болтавших с пятью молодыми людьми; но обособленность этой небольшой группы, красота дам и доносившиеся оттуда веселые взрывы смеха, свидетельствовавшие о недюжинном остроумии и оживленности, подорвали мою решимость. Я чувствовал, что атаковать такую фалангу, даже имея на своей стороне короля, было бы не по силам и Крильону, и оглянулся кругом, думая найти себе более скромное развлечение. В материале не было недостатка. Крильон, по-прежнему изливая свой гнев, большими шагами ходил взад и вперед перед сундуком, на котором сидел Бирон, но последний спал или, быть может, притворялся спящим.
– Крильон теперь окончательно взбешен, – прошептал стоявший рядом со мной придворный.
– Да, – ответил его товарищ, пожав плечами. – Жаль, что его никто не укротит. Но он в силе, черт возьми!
– Не это страшно, а страшна его ярость, – тихо ответил первый. – Он дерется, как сумасшедший: с ним невозможно фехтовать.
Второй кивнул головой. Я одиноко стоял посреди комнаты. Вдруг мне пришла безумная мысль добиться известности, укротив Крильона. Но в эту минуту я почувствовал, что меня кто-то тронул за локоть. Обернувшись, я увидел перед собой того самого молодого франта, с которым имел столкновение на лестнице.
– Сударь! – прошептал он тем же тонким голосом. – Мне кажется, вы наступили мне на ногу некоторое время тому назад.
Я взглянул на него с изумлением, не понимая, что он хочет сказать нелепым повторением этого вопроса.
– А что, если и так, сударь? – сухо ответил я.
– Быть может, – сказал он, поглаживая подбородок своей покрытой драгоценными кольцами рукой, – ввиду предстоящей нам завтра дуэли, вы позволите мне считать это за своего рода знакомство?
– Пожалуйста, если вам угодно, – ответил я с сухим поклоном, не понимая, к чему он клонит речь.
