(Интересно, в ответ на что красные так поступили с полковником Жебраком и его товарищами – если они так с ними поступили? Судя по поведению белых, было за что.)
12 июля 1918 года белыми войсками „кубанского“ генерал‑майора В. Л. Покровского захвачен Ейск. С приходом Покровского в городе незамедлительно появились виселицы. „О, знаете, виселица имеет свое значение – все притихнут“, – отвечал на вопросы генерал Покровский. Первая виселица была сооружена незамедлительно в центре города в городском саду. Уступая возмущению местных жительниц, начальник гарнизона Белоусов вскоре ее убрал (на ней было повешено трое человек). Вместо нее виселицы были установлены в других местах, в том числе во дворе тюрьмы.
15 июля 1918 года войска под командованием генерала И. Г. Эрдели во время Второго Кубанского похода взяли под контроль станицы Переяславскую и Новокорсунскую. В станице Новокорсунской белоказаки повесили четырех членов местного Революционного комитета, в том числе и двух казаков, а затем еще шесть активистов. Около 20 заложников, взятых в станице, расстреляли позднее в станице Елизаветинской. При этом генерал Эрдели находил время заносить записи в свой дневник и пересылать записи из него своей возлюбленной. Очевидно, что он был уверен в правильности своих действий, когда писал ей: „Как бы я хотел, чтобы… ты мною гордилась, хвалила меня. Ты мой самый строгий судья“.
18 июля 1918 года белыми войсками занят город Мелекесс Самарской губернии (с 1972 года Димитровград)… Так, в Мелекессе были расстреляны 20 рабочих-грузчиков. При этом расстрелы членов этого союза продолжались и в дальнейшем. По данным П. Г. Попова, до переворота в союзе насчитывалось 75 грузчиков, „…из них только 21 остался в живых, остальные погибли от рук белогвардейцев“.
22 июля 1918 года войсками В. О. Каппеля захвачен Симбирск. В городе произошли массовые расстрелы. Комендант города подпоручик Воробьев в официальных донесениях писал о 500 арестованных в первые дни после занятия Симбирска, при этом упоминая об отсутствии точных цифр расстрелянных. Между тем свидетельства расстрелов приводились в публикациях тех лет. „Вестник Комуча“ признавал 28 июля 1918 года: „Пойманные в городе красноармейцы в большинстве случаев расстреливались“. Самарская „Вечерняя заря“ писала, что, в Симбирске „расстрелы производились без всякого стеснения тут же на улицах, без следствия и суда, и трупы расстрелянных валялись на улице несколько дней“. Очевидно, что в свете этих сообщений можно говорить о массовых расправах в городе. Так, П. Г. Поповым приводились данные о почти 400 жертвах расправ на улицах и площадях Симбирска.
25 июля 1918 года войсками чехословацкого корпуса захвачен Екатеринбург. В городе фиксируется ряд самосудных расстрелов. Жители выдают на расправу чехам и казакам красноармейцев, а те их расстреливают. Общее представление о терроре в городе дает информация Центрального областного бюро профсоюзов Урала в августе 1918 года: „Вот уже второй месяц идет со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного сибирского правительства и войсками чехословаков, и второй месяц граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрела без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму, заполнены почти все здания, в большинстве невинно арестованными. Аресты, обыски и безответственная и бесконтрольная расправа с мирным населением Екатеринбурга и заводов Урала производятся как в Екатеринбурге, так и по заводам различными учреждениями и лицами, неизвестно какими выборными организациями, уполномоченными. Арестовывают все кому не лень…“.
Позднее при подготовке открытого политического процесса над колчаковскими министрами в мае 1920 года данные о репрессиях в регионе за период нахождения в нем белых войск были обобщены органами местной ЧК. На запрос суда ЧК сообщала, что по „приблизительным сведениям, далеко не точно, в Екатеринбургской губернии колчаковскими властями расстреляно минимум двадцать пять тысяч. Особым репрессиям подвергались уезды Екатеринбургский и Верхотурский“»153.
Это только те эпизоды лета 1918 года, которые получили огласку. Многие из этих жестоко умерщвленных людей наверняка были христианами. Что же касается детишек, которых насаживали на пики казаки, расправляясь с непокорными деревнями, – те и вовсе были безгрешны. Но их не только не канонизируют – о них просто забывают. Мало ли случается эксцессов на войне, да и вообще – сами виноваты (не они, так родители). Зачем «радетелям за Россию» под руку попались? Тот поручик, что расстреливал крестьян за то, что не смогли спеть «Боже, царя храни!», определенно был монархистом.
Тем не менее замученные детишки не имеют «переломного, ритуального смысла для всего мира». Беспрецедентным и трагическим объявлен расстрел 11 человек в Екатеринбурге. Именно о нем в первую очередь вспоминают, когда речь заходит об июне-июле 1918 года.
Почему именно этих людей – семью Николая Романова – выхватили и поместили на икону из кровавой вакханалии Гражданской войны, не начавшейся бы, к слову, если бы не иностранная интервенция, а? Зачем это понадобилось эмигрантам и дружественным им западным спецслужбам – понятно. Понятны и побуждения тех их потомков, которые всячески продвигают в России идею восстановления монархии – они рассчитывают после возвращения трона вернуть и свое место возле него со всеми полагающимися привилегиями. Но почему попадаются на эту удочку простые россияне, которым никакие преференции не светят?
А. А. Ананьев в книге «Призвание Рюриковичей, или Тысячелетняя загадка России» резонно писал: «Века шли за веками, рождались и умирали империи, сменялись кланы царствовавших династий и вывески социальных систем, возникали и укреплялись в схватках за господство над людскими душами новые и новейшие религии, но суть и церемонии похорон царствовавших особ оставались неизменными как нечто существовавшее и существующее само собой, обособленно, вне разгоравшихся в мире социальных и нравственных страстей и кровавых их разрешений; рядом с дворцами и храмами столь же мраморно-основательно, мраморно-нетленно, то есть с расчетом на века, эпохи, эры, высятся, поражая красотой, величием и могуществом, усыпальницы полководцев, царей, святителей, и что-то незаметно, чтобы за свою протекавшую в пресыщенности и барстве дворцовую жизнь сии усопшие персоны терзались положенными им (скажем, по постулатам христианской веры) муками ада… Среди простонародья бытует понятие, что смерть уравнивает людей; что ж, по логике или в согласии с природной заданностью утверждение это имеет смысл, против которого трудно что-то возразить; но ведь человечество, принявшее со времен пирамид поводырство за основу общественного бытия, если и следует какой-либо логике или закономерностям, то лишь логике и закономерностям фараоновской державности, по усилиям которой все мы от пращуров до новорожденных младенцев давно и безвозвратно погружены в обман, обставляемый церковными и светскими ритуалами, и, думаю, вряд ли нужно повторно расшифровывать суть деятельности полководцев, монархов, святителей на пространстве веков; кровавый след их тянется через тысячелетия, и если бы история писалась не троноугодниками, а представителями из народа, то едва ли все наши „бессмертные кумиры“ удостоились бы такого посмертного почитания, какое по своему невежеству (насильственному, принудительному) люди предоставили и продолжают предоставлять им. Чем кровавее тиран, тем выше и нетленней его слава в веках; могилы простолюдинов, кто по предначертаниям Бога заслужил вечное благоденствие, предаются забвению, распахиваются, отводятся под строительство городов, склепы же, мраморные усыпальницы, пантеоны, храмы, церкви, принявшие под свои купола останки знатных особ, родовые, фамильные захоронения, – они защищены не только святостью сложенных вокруг них легенд, но и тронным надзорным оком. Те, кто на себе пронес через века тяготы жизни, безвестны, а кто обратил и продолжает обращать свободных людей, свободные народы в рабство – в ореолах прижизненной и посмертной славы; нет, мир не просто расколот на богатых и бедных, властей предержащих и бесправных, но раскол этот закреплен почитанием кровавых кумиров, кровавых поводырей и наставников, отовсюду с пьедесталов и иконостасов взирающих на нас, и если кто думает, что у нынешних правителей – преемников исшедшего из Египта стержня господства и рабства – изменились цели их тронных притязаний или методы насилия и самовозвеличения, тот глубоко заблуждается, преступно повторяя ошибки отцов, дедов, прадедов, пращуров»154.
