Поставив палатку, Балфрусс лег в постель. Он ожидал, что тут же провалится в черную яму, как было все последние дни. Однако несмотря на чувство, будто в глаза насыпали песку, сон не шел. Напротив, ум пробудился, мысли стали необычайно ясными. Тишина, в которой ничто не отвлекало, порождала страх. Все сомнения и тревоги, связанные с войной, выступили на поверхность.
Выйдя в расстроенных чувствах из палатки, Балфрусс с удивлением обнаружил, что уже стемнело. Должно быть, в какой-то момент он все же уснул, хотя отдохнувшим себя не чувствовал.
Кое-где у костров сидели солдаты, нарушать их уединение ему не хотелось. Многие потеряли семью, друзей и братьев по оружию. Если он добавит к их горю свое, легче никому не станет.
Скоро донесся запах жареного мяса, и живот жалобно заурчал. Когда же он в последний раз ел?.. Балфрусс проглотил слюну. Он уже собирался развести свой костер, как вдруг из темноты ему навстречу выдвинулась фигура.
Маг почти без удивления узнал Чернокнижника. Тот, как и раньше, был неброско одет – ни дать ни взять разнорабочий при войске. Несмотря на все могущество, колдуну хватало ума избегать драки, когда в ней не было необходимости. Балфрусс на миг задумался, не поднять ли тревогу. Чернокнижник мог отвести от себя несколько мечей и стрел, но как он справится с сотней воинов? Впрочем, нет, риск был слишком велик. Колдун мог убить всех солдат вокруг, и их смерть останется на совести Балфрусса.
Он жестом пригласил Торвала сесть на землю, а сам принялся разводить костер. Казалось, Чернокнижник чувствует себя в чужом лагере совершенно спокойно. Балфрусс порадовался, что не поднял тревогу. Он раскладывал по земле хворост и посматривал на врага. Лицо у того было бледное, изможденное: щеки ввалились, около глаз обозначились темные круги. Под просторной рубахой – там, где Эко нанес ему рану, – выпирали повязки.
– Он чуть не вырвал мне сердце, – с улыбкой объяснил Торвал. – У меня несколько дней ушло на поправку.
Судя по его виду, до поправки было еще далеко, а до смерти – рукой подать, но Балфрусс ничего не сказал. В голове у него назойливо вертелась другая мысль: что если попытаться сейчас же убить Чернокнижника и одним ударом окончить войну? Нужно было взвесить возможные риски и выгоды.
Он чиркнул кремнем по труту, высек искру, подбросил мелкого хвороста, и пламя помалу занялось. В котелке осталось немного похлебки. Балфрусс подвесил его над костром на железном треножнике. Торвал жестом отказался от еды, и даже этот легкий взмах руки заставил его поморщиться от боли. И куда только делась самодовольная ухмылка, которая играла на его лице несколько дней назад?..
– Я знаю, зачем ты пришел, – сказал Балфрусс, помешивая похлебку деревянной ложкой.
– Правда?
– Ты хочешь убедить меня, будто мы не отличаемся друг от друга, потому что оба жаждем знаний.
– Власти, – поднял палец Торвал. – Власть – это все. Вот чего мы хотим, ты и я.
Балфрусс пожал плечами и окинул взглядом разбитый вокруг лагерь.
– Для чего мне власть? Чтобы править? Возглавлять армию? Мне ничего этого не нужно.
Торвал мотнул головой.
– Мне тоже. На что мне эти дураки с кусками острой стали и канцелярские крысы, которые не видят дальше своего носа?
– Так чего ты хочешь?
– Создавать будущее, – прошипел Торвал. Его глаза загорелись странным, тревожным огнем. Балфрусс увидел в них искру безумия и – к своему удивлению – одиночества.
– Будущее?
– Религии приходят и уходят. Войны сдвигают границы: немного сюда, немного туда. Они делают выбраковку в пределах одного поколения, но не строят, не создают ничего, что имело бы ценность в веках. Все это вздор, пустая трата сил.
Балфрусс не удержался от сарказма.
– Да нам не сражаться нужно, а работать вместе.
– Именно!
Балфрусс покачал головой.
– Ты не для того объединил запад. Ни мир, ни помощь людям тебя не интересуют. Ты поставил безумца во главе армии. Ты в ответе за каждую жизнь, которую унесла эта война.
Торвал пропустил обвинение мимо ушей.
– Знаешь, почему Суллы отказались иметь с нами дело?
– Суллы? С ними больше века никто не разговаривал.
Торвал его как будто не слышал.
– Потому что по сравнению с ними мы чересчур примитивны. Деремся в грязи за какой-то клочок земли, как дикари. Суллы выше пустяшных споров.
Балфрусс все больше убеждался в своем давнем подозрении: Чернокнижник безумен. С Суллами не говорил никто, ни одна живая душа.
– Ты считаешь себя лучше других, но, по правде сказать, мне тебя жалко.
Его слова наконец привлекли внимание Торвала. Тот несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем взял себя в руки.
– Жалко? Умоляю, – он широко развел руками, – просвети меня: почему?
– Когда-то мы были похожи, – признал Балфрусс. – В детстве я мечтал сбежать от невзгод, которые терпела моя мать. Я был неблагодарен и думал только о себе. Она работала дни напролет – а иногда и ночами. Не видела ни отдыха, ни покоя. Однажды я спросил, снятся ли ей сны. Она ответила, что на это у нее нет времени. После всех дневных забот ей было не до снов. Я же хотел большего. Обнаружив у себя способности к магии, я понял, что Красная башня – моя единственная надежда. Я впитывал все, чему меня там учили. И этого было мало.
– То же произошло и со мной. Учителя многое обещали, а на деле держали знания в тайне.
– Тебе захотелось большего, и ты отправился в путешествие, – догадался Балфрусс. – На поиски того, что тебя достойно.
– Ты бывал на западе и на востоке. Нашел, что искал? – спросил Торвал.
В этот раз Балфрусс пропустил его слова мимо ушей.
– Потом ты начал меняться. Опорой тебе стала магия. С ее помощью ты заставлял соглашаться с тобой, подчинял себе других. Ты слишком долго был предоставлен самому себе, поэтому разучился слушать чужое мнение. Другие неправы, потому что слабы, а жизни достоин только сильный. Ты никогда не встречал того, кто смог бы бросить тебе вызов.
– Так ты бросишь мне вызов? – спросил Торвал. Все его благодушие улетучилось. Он был готов взорваться в любую секунду.
– Если придется.
Чернокнижник заговорил очень тихо:
– Я видел больше, чем ты можешь представить. Я пересек Гиблое море и прошел через бескрайние изумрудные джунгли. Я первый за три века чужак, который говорил с Суллами. Я открыл древние храмы религий, которых нет уже тысячи лет. Я знаю и умею больше, чем Серый Совет. Куда тебе тягаться со мной?
Слова его сочились презрением, но Балфрусс был невозмутим.
– Все дело в том, что ты слаб, – ответил он. – А слаб ты потому, что неспособен измениться. Все люди взрослеют, а ты навсегда остался испуганным упрямым мальчишкой. Ты жаждешь склонить меня на свою сторону, потому что тебе одиноко. Ты ищешь признания. Хочешь услышать, что поступаешь правильно.
