– Неважно.
– Ты что, из благородных?
Черный Том хмыкнул.
– Во мне нет ничего благородного.
– Это правда, – согласился Харго.
Том вдруг рассмеялся.
– Ты это всерьез сказал, на похоронах?
– Насчет чего?
– Что я могу на тебя рассчитывать, если попаду в беду.
– А как иначе.
Черный Том замолчал. Харго был рад тишине. Вокруг лежала обожженная, изрытая сотнями ног земля. Долину, где Балфрусс убил Чернокнижника, они обошли стороной. Ходить там не любили. Во время дуэли магов многие стояли на стенах и видели все от начала до конца. Харго в это время сидел у постели Оррана до его последнего вздоха, но даже из лазарета слышал гром и треск молний. Под конец Орран отошел в мир иной в объятьях пышной и ласковой сестры милосердия. Он умер с блаженной улыбкой, уткнувшись лицом ей в грудь. Харго за это войну повидал много смертей. Оррану, можно сказать, повезло.
Когда покойнику закрыли веки и натянули на лицо простыню, Харго пошел от лазарета куда глаза глядят. Дорога привела его к крепостной стене. Бой к тому времени был окончен. На Харго со всех сторон смотрели счастливые люди, слышались крики и смех, некоторые на радостях выпивали. А потом вернулся Балфрусс. В город он вошел своими ногами. Харго и остальных как будто не видел.
За последнее время на глазах у Харго умерли сотни, если не тысячи человек. Он и сам несколько раз стоял на пороге смерти и дважды попадал в лазарет. Из тех, кто выжил, ни один не избежал шрамов. Даже самый зеленый прыщавый юнец, который прежде меча не держал, теперь был ветераном.
Все они заглянули в лицо смерти. Они научились ее ненавидеть за то, что она забирала их близких, – но и ухаживали за ней, бессердечной стервой, а теперь знали лучше, чем собственных жен.
Харго на всю жизнь запомнил взгляд Балфрусса. В тот день у смерти было лицо не женщины, а боевого мага.
Когда он проходил мимо, люди падали на колени, один или двое заплакали, другие зашептали молитвы. Они просили своих богов о милости никогда больше не видеть Балфрусса и благодарили за то, что он был на их стороне.
– Мой отец – лорд Брэгнон, – сказал Том, нарушив тишину. Он достал кисет со смолой, и Харго только сейчас разглядел на нем герб. Лисица и три меча.
– Никогда о нем не слышал.
– И ладно. Ну, так куда ты теперь?
– В Тирнон. Это в сотне миль к востоку, среди холмов.
Черный Том фыркнул.
– Знаю. Бывал там. Рудокопы и лесорубы кишмя кишат.
– Будешь проездом, найди меня, выпьем вместе.
– Заманчивое предложение.
– За твой счет, богатенький мальчик.
Черный Том засмеялся и сунул в рот еще один смоляной клинышек.
– По рукам.
– Вот и хорошо.
– Кстати, палка-то о двух концах, – сказал Том. Харго непонимающе посмотрел на него. – Если тебе что-то будет нужно, скажи: помогу чем смогу. Я не забуду Братство.
– Рад это слышать.
До города они дошли молча, однако неловкости не чувствовали. Харго сейчас хотелось лишь одного – вернуться домой, к жене. Он давно не видел ее и боялся не узнать. Да и она – признает ли? И что будет дальше? Завтра утром его ждет долгая дорога, но сегодня он все еще воин из армии королевы. Сегодня он напьется.
Глава 48
– Подать мне верблюда! Сейчас же! – прокричал Тэйкон.
Безумный император сидел на троне в окружении груды вещей, принесенных со всего дворца. В последние несколько дней он только здесь, в тронном зале, чувствовал себя в безопасности. Едва выйдя за порог, император слышал голоса; они звучали как бы издалека, и он не мог разобрать языка. А временами ему казалось, что в сумраке шевелятся тени – твари с щупальцами, клювами и клешнями. Вот почему в тронном зале день и ночь горели фонари.
Он ночевал и вершил суд посреди груды подушек, мятой одежды, битых стаканов, тарелок с гниющими объедками, книг и экзотических животных. Белый козлик, раскрашенный в черные полосы, радостно жевал страницу древнего манускрипта о пользе пшеницы. На другом конце зала стояла коробка, в которой ерзали и звали пропавшую маму котята. Пятифутовая ящерица, которую Тэйкон им подложил, котят не интересовала. На стропилах дремала, поджав ногу, пестрая певчая птица. Услышав вопль императора, она на короткое время открыла глаза, нагадила на кучу одежды внизу и снова уснула.
– И зеркало. Мне нужно мое особое зеркало, – надрывался Тэйкон.
В коридоре раздалось шлепанье сандалий, дверь распахнулась, и камердинер втащил в зал зеркало на подставке.
Ниррок, последний в длинном ряду королевских слуг, блестел от пота и старался не смотреть на императора, горы мусора и гниющий труп предыдущего глашатая, притулившийся в углу. Он также старался не замечать тучи мух, вонь и торчащее изо рта покойника яблоко.
– Что это? – спросил Тэйкон, когда Ниррок на цыпочках подошел к трону, осторожно обходя препятствия.
– Особое зеркало Вашего Святейшества.
Тэйкон с озадаченным видом положил руку на вздувшийся лоб.
– Да… Я приказал принести мое особое зеркало, но… это точно оно?
Ниррок на секунду задумался.
– То зеркало… разбилось.
– Убить тех, кто это сделал! – завизжал Тэйкон. – Заколоть, повесить, четвертовать! А потом принести мне их глаза в миске с гороховым супом! Холодным!
– Слушаюсь, Ваше Святейшество, – ответил Ниррок, хотя никак не мог исполнить приказ императора, поскольку сам Тэйкон в очередном порыве ярости зеркало и разбил.
– Что ж, это, пожалуй, тоже сгодится. Поставь его там. – Тэйкон неопределенно махнул рукой влево, где на полу громоздились книги. Ниррок, не найдя свободного места, осторожно сдвинул их в сторону. К счастью, ни одна не упала, и он вздохнул с облегчением.
– Верблюда скоро доставят? – спросил Тэйкон, разглядывая свое отражение. Ниррок, не отрывая глаз от пола, как и подобало в присутствии живого божества, ответил:
– Да, Ваше Святейшество.
– Зеленого? Я приказал найти зеленого.
И снова Ниррок задумался над ответом. Если он скажет правду, какие у него шансы остаться в живых?
– Мы не нашли зеленого, Ваше Святейшество.
– Как ты сказал? Не нашли?
– Нет, Ваше Святейшество. – Ниррок, глядя в пол и стараясь дышать как можно тише, покорно ждал своей участи.
– Посмотри на меня. Я приказываю.
Ниррок глубоко вздохнул и медленно поднял глаза на императора. Вид у того был еще более пугающий, чем в прошлый раз. Даже за такое короткое время в его лице многое изменилось. Черные рожки на лбу стали длиннее и начали по-бараньи завиваться к затылку. Корона, инкрустированная бриллиантами и драгоценными камнями, уже не сидела на бугристой императорской голове, а свисала с одного рога. Кожа Тэйкона приобрела болезненный синюшный оттенок и подернулась изломанной сетью черных линий, которые пульсировали, как вены. Только крови в них не было, и сами они извивались под кожей, словно жили своей жизнью. Ниррок, хотя совсем не следил за модой, все же видел, что пурпурный камзол и зеленые штаны императора плохо сочетаются с цветом его лица. Он весь напоминал гигантский синяк.
