Эмигрантка скрылась в кухне, и тут в кафе ввалились две девицы. Одну я узнала – это была Светлана, с которой я однажды на пару выкурила сигарету в номере «Миранды». Вторая была мне незнакома, но, судя по броской дешевой одежде, она была коллегой Светы.
– О! Наши люди! – неизвестно чему обрадовалась Светлана, увидев меня. Русский турист покосился на красавиц глазами затравленного оленя и с удвоенной силой заработал вилкой. Было видно, что больше всего ему хочется немедленно покинуть кафе, но не оставлять же спагетти, за которые уплачено…
Но девушек он не интересовал. То ли у них был выходной, то ли они просто зашли перекусить. Не спрашивая разрешения, Светлана подвинула стул к нашему столику и плюхнулась на него. Подруга последовала ее примеру. Кати принесла нам две чашечки кофе.
– Катюха, нам то же самое! – жизнерадостно крикнула Света. Отчаянно зевая, путана пожаловалась: – Не высыпаюсь, блин. Столько работы, аж дымлюсь.
– А на меня погода действует, – присо-единилась к жалобам на жизнь вторая. – Климат у них поганый, вот что. Скорее бы домой. У нас там снег лежит по пояс. – Путана зажмурилась, представляя родину. – Весна скоро, будем с мамкой картошку сажать!
– Да ну тебя, Натаха! – загоготала Света. – Оглянись, тут Европа. Культура, красотища кругом. А ты – «картошка»! Деревня ты.
– Не, до конца февраля я отсюда не двинусь, – сообщила мне Натаха. – Когда карнавал – самый заработок. Вот заработаю, домой поеду. Мамке крышу перекрою, найму мастеров.
– Да-а, карнавал! – с мечтательным выражением лица протянула Светлана. – Дохлый город, понимаешь? Не для жизни. А когда карнавал начинается, тогда живой! Потому я это времечко люблю. Даже не из-за работы, а так просто. Хотя Натаха права, тогда самый заработок.
– А в остальное время тут туго, – пожаловалась ее коллега. – Турист жадный пошел, экономический кризис везде, не только у нас. И конкуренция большая. Любая шалава откуда-нибудь из Неаполя заявляется сюда и отбивает клиентуру.
– Потому мы раньше и приехали, – пояснила Светлана. – Чтобы место застолбить, понимаешь? Торчим в этой «Миранде», дыра дырой, за копейки работаем, просто чтобы на жизнь хватало.
– Спасибо, Елена мировая баба, помогает, – вздохнула Натаха. – То кофейку нальет, то булочкой угостит, а то и обедом забесплатно покормит.
– Она вообще добрая тетка-то, – пригорюнилась Света. – Беженку пригрела, Катюху эту. Всяких малоимущих подкармливает, объедки им выносит, одежду свою старую раздает. Может деньжат даже подкинуть. Жаль, с головой у нее не в порядке…
– У кого с головой не в порядке? – удивилась я.
Путаны покосились на дверь кухни, но там никого не было.
– У Елены, сама понимаешь.
– Мне она показалась нормальной, – недоумевала я.
– Так она и нормальная, – пожала плечами Светлана, – пока про ее мужа базар не начнется. Ты в курсе, что она мужика своего лет двадцать назад замочила?
Света выпучила глаза и резанула себя ладонью по горлу.
– И бабу его, любовницу, – подхватила Натаха. – На зоне чалилась, потом откинулась и сюда, за границу. Тошно ей на родине, понимаешь?
– Дела у нее неплохо идут, – одобрительно проговорила Светлана. – Так-то она тетка оборотистая. А как дело к карнавалу, у нее сезонные обострения начинаются. О муже своем вспоминает, только о нем и говорит. И везде он ей мерещится, представляешь?
– Тут столько народу в эти две недели, – пожаловалась Наталья, – что рано или поздно кого-то похожего увидишь. Вот она и бе-сится.
– А как же фотография? – спросила я. – Елена показывала мне фото! Вот, глядите.
Я достала телефон и нашла переснятую фотокарточку.
– Ой, не могу! Это знаменитая фотка кобеля и его шалавы! – развеселилась Света.
– Да ты на рожу ее глянь, на волосы! Так давно уже никто не красится.
Я в очередной раз вгляделась в фотографию, изученную, казалось бы, до мельчайших подробностей. А ведь путаны правы! На губах у коварной разлучницы помада сиреневого цвета. Я еще подумала, какой странный вкус у этой девицы. А ведь в девяностые именно такие оттенки были в моде. И эти выбеленные пряди волос – сейчас, когда в моде естественность. И цвета на фотографии такие, как если бы это фото сделано низкокачественной оптикой «мыльницы». Как я могла этого не заметить! Это же старое фото, снятое в конце девяностых!
– Ты не сердись на Елену, – посоветовала Натаха. – Она хорошая. А что мужа своего прикончила, так это знаешь, как бывает… Так что ты это… короче, оставь ее в покое!
Света поднялась и весело сказала:
– Чао, подруга! Как будешь в другой раз в Венеции, найди меня. Оторвемся!
И проводила взглядом одинокого туриста, который наконец-то доел спагетти и торопливо покинул кафе.
Когда девушки ушли, кафе опустело, мы с Виталием смогли наконец-то поговорить о наших делах.
– Ты давно понял, что это Алиса? – напрямик спросила я.
Бывший Китс помотал головой:
– После той ночи, когда убили Шелли. У меня от пережитого стресса умственные способности, наверное, резко обострились. Я как будто проснулся, поглядел на нашу жизнь со стороны, трезвым взглядом, и все понял.
– Да, признаю, выглядело это довольно странно, – хмыкнула я. – Шестеро здоровых парней живут какой-то непонятной жизнью. Без развлечений, без подружек… не все же вы геи, верно? Игры какие-то странные. Самое смешное, что стихов никто из вас не писал – не считая тебя и Алисы!
Китс поморщился:
– Наверное, врач из меня получился бы лучше, чем поэт. Подумаешь, одна публикация в журнале, а у меня уже голова закружилась. Вот настоящий Китс – он был поэт. Жалко, рано умер… Я одного не понимаю, – произнес Китс, глядя на свою забинтованную руку. – За что? Что мы ей плохого сделали? Мы с ней даже не были знакомы! Меня в этот кружок привел Байрон – он как-то лежал в больнице, где я практику проходил. Он тогда на машине в пропасть свалился. Хорошо, легко отделался. Мы познакомились, а когда я приехал в Венецию, я ему позвонил. Одному тут знаете как неуютно?
Китс поежился.
– Я тоже пока не понимаю. У меня не хватает последнего звена, последнего пазла в головоломке, знаешь, как это бывает? На каждого из вас год назад собрали досье. Но про Алису там совсем мало. Я знаю, настоящая ее фамилия Глазова, Инга Глазова.
– Нет, вы что-то путаете, – нахмурился Климченко. – Ее настоящая фамилии Виннер, она сама как-то сказала. «Я, – говорит, победитель по жизни, мне все удается. Вот и фамилия у меня Виннер!»
– Ты ничего не путаешь?
– Шутите? – обиделся Виталий. – Я отвечаю за свои слова. Когда я начал ее подозревать, я хотел с кем-нибудь посоветоваться. Но не успел. Сначала боялся – а вдруг Байрон или Вордсворт ее сообщники? А потом стало поздно.
