– Что еще – то мое дело, – вздохнул сеньор архидьякон. – С этим решить следует…
Даже в мою сторону поглядеть не изволил, да только сразу мне ясно стало – с кем.
…А не страшно почему-то! То ли отбоялся, то ли о шиле в подметке вспомнил. Двое их, конечно, да и падре Хуан не чета фра Мартину…
Но только за решетки больше не сяду!
– Его найдут, – тихо проговорил сеньор де Кордова. – И у нас-с, и в Арагоне, и в Италии. Торквемада – как Аргус-с, у него всюду глаза.
Поглядел на меня падре Хуан, почесал голову свою бритую.
– К туркам, что ли, услать мерзавца? Пусть чалму напялит да тихо сидит, пока не позовем.
Воспрял я духом – не убьют! Видать, им тоже свидетель нужен. А ежели так…
– А я и сам уеду, сеньоры! Вы только, падре Хуан, прикажите завтра утром каравеллу через бар пропустить.
…Вся стража морская ему, сеньору архидьякону, подчиняется. На то и расчет у меня был, потому и к нему, к дону Фонсеке, пришел. Иначе нипочем идальго моему из Гвадалквивира в море-океан не выбраться.
И снова друг на друга они поглядели.
– Пропустить-то можно, – раздумчиво молвил падре Хуан. – Да только куда ты собрался, разбойник?
– А я, кажетс-ся, понял, – улыбнулся его сиятельство. – Доберешьс-ся до Терра Граале, Игнас-сио, не забудь вес-сточку подать!
Вздрогнул я даже от улыбки этой. Все помнит, не забыл!
– Да не доберутся они, потонут, – поморщился сеньор архидьякон. – Хотя… Все лучше, чем с итальянцем этим, с Кристобалем Колоном, договариваться. Только ведь не так важно, как каравелла доплывет, важно, куда вернется! Да и вернется ли?
Отвечать не стал я падре.
Тут отплыть бы, да подальше!
А вернуться – будет видно.
Ничего мне не сказали,
Подождали, дверь открыли,
Проводили по ступенькам…
Ох, и плохо же смотрел он
Мне в затылок, дон Фонсека!
Только я не обернулся,
Хоть и тошно стало что-то.
Отпустили? Дали волю?
Или бросили наживкой —
Прямо в омут, чтоб вцепились,
Челюстями въелись в мясо?
Никуда крючок не делся,
И висишь на нем ты, Начо!
Вышел я, вздохнул глубоко —
И ударила гроза!
ХОРНАДА XXXIX. О том, как отплыли мы из славного города Севильи
Грохотало всю ночь. Грохотало, гремело, трещало, выло. Рвали белые молнии небо – спасайся кто может, добрые севильянцы!
Спаслись. Вымел ливень Севилью – начисто. Вместо народца ночного, по улицам шастающего, – воды потоки. Где по щиколотку, а где и по колено. Еще часок – и поплывет город каравеллой без палубы, лови его потом!
Только Хиральда-Великанша на месте. Громадная, словно подросла даже в эту ночь грохочущую. Нависла над улицами, колоколами гремит. Не звонари стараются, нет их, попрятались. А зачем им руки трудить, ежели ветер подсобить спешит?
Бом-м-м-м! Бом-м-м-м! Бом-м-м-м-м!
И не поймешь даже – бесы ли на волю вырвались, добрым католикам на погибель всеконечную? Или напротив, кончилось долготерпение у Господа нашего? И в самом деле, сколько же терпеть можно?
Сечет ливень, ветер по улицам Эрмандадой носится, лупят молнии, гремит Хиральда.
Бом-м-м-м-м-м! Бом-м-м-м-м-м!
– Мы догадывались, Начо, – кивнул сеньор Алессандро Мария Рохас. – Мы стали очень осторожными. Тот парень, которого вы послали в Саару, рассказал, что к Калабрийцу приезжали какие-то весьма подозрительные монахи. Я хотел сам поговорить с лодочниками…
Не понадобилось – вовремя я нашел толстячка. То есть не вовремя, конечно, раньше следовало.
…Ас другой стороны – не следовало, пожалуй. Предупредил – и всполошилась бы Супрема, придумали бы фратины позорные еще какую-нибудь пакость. А так – не успеют.
– Весьма! – усмехнулся сеньор лисенсиат, в окошко кивая. А за окошком – патио знакомый, водой залитый, хоть вплавь пускайся. – Повезло, Начо! Может, и вправду Господь гонимым помогает. Пока все попрятались, мы тоже спрячемся. Ежели убегут все вместе – те, кого Супрема ищет, Торквемада победу праздновать станет, на всю Кастилию звон поднимет, на всю Испанию. Убежали – вину признали, стало быть. Иначе мы поступим…
Как – не говорит, да я и не спрашиваю. Умен толстячок, сообразит!
– Очень хорошо, что вы зашли, Начо. Вам тоже скрыться следует. Вам – и Дону Саладо. Они не пощадят…
Поглядел я в окошко, на небо, от огня белое, на двор, воды полный. Поглядел, вздохнул. Это уж точно – не пощадят! Торквемада не доберется – дон Фонсека клешни на горле сомкнет. А не он – так его сиятельство булькающее.
– Помните, Начо, мы говорили, что Старая Кастилия уходит навсегда? Наша Кастилия, веселая свободная земля, где не было рабов, где каждый был благороден, где король считался лишь первым рыцарем, ведущим народ на бой с проклятыми маврами…
– А по дорогам идальго странствующие шастали да великанов гоняли, – кивнул я. – А в драке лежащих не били. И кошельки в карманы всякие не прятали…
Усмехнулся сеньор Рохас, дернул усиками тонкими. Горькая усмешка получилась!
– Может, и не было никогда такой страны, но мы верили в нее, все верили – от короля до последнего пикаро. И вот она уходит. Это не изменишь, но только сейчас становится ясно, ЧТО идет на смену.
Промолчал я – о чем спорить? Не мастак я красно болтать, но и у меня ясность на сей счет имелась. Вон, молнии лупят – не перестают! Не иначе Ангелы Наказания над Севильей собрались. Эх, пораньше бы!
– Быть может, Кастилия покорит Европу, найдет дорогу в Индию, откроет земли за морем-океаном, станет первой державой мира. Может, мы будем ходить по золоту и на золоте умываться. Но какой ценой, Начо? Чем заплатим за это? И что принесем другим – жестокость, алчность, фанатизм? Сожженную Землю?
Вздохнул я, затылок почесал. Ну его, такие мысли!
– А может, еще обойдется, сеньор? Сошлют Торквемаду в монастырь, зелененьких обратно на Сицилию отправят, а его сиятельство де Кордова сам дойдет – или голем придушит, или бесы уволокут?
Сказал – и сам себе не поверил. Ведь ясно – не обойдется.
Блеснула молния, гром по ушам ударил. Близко совсем, чуть ли не на улице. Вдохнул я свежесть грозовую – хорошо!
…И что жив – хорошо. А что другие живы – еще лучше.
– Хоть бы с невестой познакомили, сеньор Рохас!
Просто так ляпнул, чтобы о серьезном больше не думать. Что толку мозги сушить? Одним днем живет пикаро. И вот он, день новый, в громе да молнии рождается.
– Познакомитесь, Начо, – согласился лисенсиат. – Она уже в надежном месте. Через часок и мы с вами туда направимся.
– То есть как это? – растерялся я. – Куда?
