Матрос-мертвяк он там собрать.
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
Свое он царство основать!
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
Сел я на табурет скрипящий, свой кувшин на стол поставил, в кубок плеснул.
– Здоровье вашей милости! Бурдюка хрипящего, в смысле.
А сам уже и соображаю потихоньку. Уж не сам ли это отважный шкипер ван дер Грааф, с которым мой идальго море-океан пересечь решил на каравелле беспалубной?
Ну, с таким уж точно – доплывешь! Хоть до дна песчаного, хоть до скалы ближайшей.
– Вот я и говорить, вам, майне герре, – помереть! И герр Штрузе помереть, и герр Хальс-боцман помереть. Та-а! От лихорадка помереть, это я ист точно говорьить!
А сам кубок уже тянет. Не иначе – тост у него такой. Стукнулись.
– А когда их, майне герре, в море хоронить, они за каравеллой плыть продолжать. Та-а! Не весь плыть – лица только плыть. Слева – герр Штрузе, справа – герр Хальс-боцман. Две недели их лица на воде видеть. Та-а!
Снова стукнулись. Хлебнул бурдюк от души, брюхом колыхнул – и на меня воззрился.
– Так ты и есть герре арматор, который меня, шкипера старого, за море-океан плыть нанимать? Та-а? Это ист гууде! Я всю жизнь о таком мечтать, герре арматор! Да только раньше времени потонуть не хотеть, а сейчас время самый ист, отчего бы за море-океан не плавать? Та-а?
Глотнул я еще винишка (молодец тетка Пипота, не подкачала!) да и принялся переводить на кастильский. Арматор – судовладелец, стало быть…
Так ведь деньги! Мои денежки. Я же их Дону Саладо отписал!
– Я приказать закупить много-много лимон, герре арматор. Лимон мы добавлять в везере – в вода. Вода с лимон не пропадать, майне герре! И матрозен лимон жрать для пользен их брюхен. Та-а! А солонина я сам выбирать, без жука и червяк. Сам выбирать, смотреть сам!
И снова кубок тянет – стукнуться.
Так отчего бы не стукнуться? Тем более с лимонами он верно сообразил, бурдюк этот. Так что растопырил я уши пошире…
– И покупать я новый астролябий, самый лучши! Та-а! И секстант покупать. А компас я иметь три! А еще иметь гроозен бомбард и кулеврин. Но ты скажешь, герре арматор, что это все мало есть. Та-а? И ты говорьит чистый правда!
Да ничего я такого не говорьить. О другом я есть думать: доплывет ли корыто герре шкипера хоть до Лиссабона?
…Ой, вряд ли! Даже ежели он дюжину астролябий прикупит.
– Я никому не показывать это-о, на тебе, герре армотор, показать это-о. Та-а!
Зашелестела бумага, на стол легла. Покосился я – карта, ясное дело. Сверху да с боков – демоны морские с хвостами, а в центре – все, что полагается. У Калабрийца таких карт – сундук целый.
– Этот картен я сорок лет составлять. Та-а! Картен майне фатере брать, майне браазе картен брать, три картен покупать, один картен воровать. Та-а! Такой картен ни у айне шкиперен унде кормчиен нихт! Все течений – есть, розен-ветер есть, для лета – есть, для осени – есть!…
Разошелся – не остановишь. Эх, жалко, меня на борту не будет! Занесет герре шкипера вместо с идальго моим куда-нибудь к мысу Бурь, ищи их потом!
– Но ты, герре арматор, умный есть. Ты меня, старый шкипер, спрашивать, отчего я сам не плавать, если карт иметь?
– Так чего же спрашивать, ваша милость? – не выдержал я. – Сами же сказали – потонуть боязно было. А сейчас решились вроде. Потонуть, в смысле.
Напоследок – как фра Мартин сказал. Ухмыльнулся бурдюк, по брюху своему безразмерному похлопал:
– Та-а! Пусть дураки так говорьят, герре арматор. Пусть дураки за майне упокоен тринке! Та-а! Но я теперь господень кормчий иметь. Без господень кормчий мне землю за море-океан не увидеть. А теперь мне не тонуть и каравелла майне не тонуть. Я о господень кормчий всю жизнь мечтать, всю жизнь не встретить. А сейчас встретить целых два. Та-а!
Моргнул я, сообразить пытаясь. Господень кормчий – это не иначе сеньор Кебальо, рыцарь мой калечный. Видать, у бурдюка-шкипера с его сиятельством де Кордова мозги одинаково завернулись!
…Так ведь не только с его сиятельством. С падре Хуаном де Фонсекой тоже. Вот притча!
– Еще один господень кормчий есть. Кормчий гууде, моряк гууде. Но жадный-жадный слишком. Та-а! С ним я говорьить, его я просить, но ему нужен гольд, много гроозен гольд!
Тут и у меня мозги начали узлом морским завязываться.
– А зачем шкипер много гроозен гольд? В море вместе с ним кидать, как помрет? Та-а?
И тут как шибанет меня. Гроозен гольд – много золота!
«…Золото, сьер де Фонсека! Очень много золота, да».
Колон-картограф! Тот, кто над землями открытыми вице-королем стать желает. Вот ведь дела, даже говорят похоже с бурдюком этим нидерландским! Один «да» к словам прибавляет, другой же…
– Та-а! И потому сказать я тебе, герре арматор: каравелла мой «Стяг Иисусов» через цвее… два день к пристани подходить. А как прилив начинаться, Гвадалквивир-бар кроссен – и прямо в море-океан, майне герре! А еще я тебе сказать: кто из господень кормчий чего искать, тот и находить это, герре арматор. Если кто искать гроозен гольд, тот и находить гроозен гольд – но не больше, нихт! А кто искать чудо – тот чудо открывать! Тринкен, майне герре!
Покачал я головою:
Ну и жизнь! Безумцы всюду.
Словно мало мне идальго,
Что пластает василисков,
И маркиза де Кордова,
И Адониса-бедняги.
А подумать – чем я лучше?
В той же стае, в той же шкуре!
Может, самое мне место
На дырявой каравелле
Вместе с пьяным нидерландцем?
Чайки в небе, пена в ноздри,
И вода морская в глотке —
Чем не участь для пикаро,
Что танцует под веревкой?
И на палубе станцую,
Если треснет под ногами!
Пусть укроет мою душу
Океанская пучина —
Не достать до дна морского
Сатане!
– Сколь рад я видеть тебя, Начо! У вас же, сеньор ван дер Грааф, прощения прошу, ибо задержался изрядно. Однако же причина тому была, и причина серьезная весьма.
Хвала Деве Святой – явился, калечный мой! Все в том же платье моряцком, в шляпе круглой…
А я и не в обиде, что припозднился он, Дон Саладо, потому как успел с бурдюком-шкипером кой-чего оговорить. Даже не кой-чего – главное.
– Признаться, сеньоры, пребываю я в сомнении немалом. Не знаю даже, вовремя ли мы за море-океан собрались?…
Подивился я даже. Неужто у Дона Саладо дурь наконец-то прошла?
…А я как раз с сеньором шкипером по рукам ударил. Первое – без меня они отплывают, ежели к сроку не явлюсь (а как явиться-то?). Да и второе…
– Ибо казалось мне, что не грозят городу Севилье чудища страшные, равно как великаны злобные и прочие андриаки…
