Старик делает паузу, и, когда пауза кажется мне слишком продолжительной, я говорю:
— И?
— И… Вероятно, Помпей не собирался сказать ничего другого, кроме — чтобы подстегнуть своих моряков в связи с надвигающейся бурей, — сматывайтесь, в конце концов, даже если это и немного рискованно.
— Но ты легкомысленно потрясаешь основы мореходства, — говорю я старику, — это симпатичное искажение, это изречение «Navigare necesse est» красуется на портале «Дома мореходства» в твоем родном городе Бремене!!
— Ну и? — говорит старик и смотрит на свои часы. — Господин генеральный консул теперь должен был бы наконец появиться.
— Я нахожу невероятным то, что он не постоял на пирсе, — возмущаюсь я.
— Хорошего в этом ничего нет. Это можно было бы сделать и совершенно по-другому и с помощью совершенно простых средств. Ты же видел: Пасторша примчалась сразу, она заботится об экипаже.
— Это меня действительно поразило! Тут впору и мне стать верующим.
— Вот в этом-то и все различие. И при этом пасторша, я это знаю, очень занятой человек.
— В отличие от подобных государственных паразитов. Я могу рассказать тебе сколько угодно прелестных историй о таких типах.
— Ну, рассказывай, — говорит старик, посматривая на часы.
— Подобный тип был в Токио. Этот господин давал прием в честь лауреата Нобелевской премии Бутенанда
[50] и нас, так как наши картины были отправлены в Японию и там выставлены. Мне пришлось бродить в прекрасном японском саду по террасе милосердия, и при этом он постоянно придерживал за локоток и таскал меня туда-сюда: то вперед, то налево, то направо. Я представления не имел, что должен означать этот театр, пока не сообразил: в кустах были рассредоточены газетные фотографы, которым надо было сфотографировать нас анфас. И потом этот восторг по поводу выступления танцоров, исполнявших баварские народные танцы с прихлопыванием и притоптыванием! За два месяца до этого он специально пригласил этих танцоров за государственные деньги. Настоящих танцоров из Оберау в Баварии, обосновав это тем, что era жена родилась в Верхней Баварии. Там, между прочим, был и ливерный паштет!
— Давай-ка лучше выйдем, — говорит старик, еще раз взглянув на часы, — может быть, господин генеральный консул уже дожидается нас.
Багаж нашей отбывающей домой стюардессы должен быть доставлен к парому. Моряки, которых выделили для этого, в ярости. Они не хотят играть роль носильщиков «этой сумасшедшей», да к тому же таскать такое количество багажа. Увидев гору чемоданов и сумок, которых хватило бы на троих или даже четверых человек, я понял реакцию этих моряков.
— Ей придется дополнительно выложить приличную сумму денег! — говорит один из них, и в его голосе звучит злорадство. — Как самолет вообще сможет подняться, если у нее столько тряпок?
Я мог бы лететь тем же рейсом. Но теперь решено: не straight ahead в good old Germany (не прямо вперед в старую добрую Германию), а посмотреть кое-что в Африке. Но до сих пор я даже не знаю, для каких стран мне нужны визы и все такое. Об Африке я знаю ноль целых шиш десятых, но морской агент все уладит, успокаиваю я себя, для этого он и существует.
Старик переминается с ноги на ногу, так как генеральный консул все еще не появился. Тут еще раз подскакивает человек, который взялся достать мне фотопленку, и спрашивает, устраивает ли меня названная им цена. Страшно дорого, но что делать — пленки мне нужны.
Снова появляется посыльный: старика просят к телефону. Я брожу по полуюту и страшно радуюсь тому, что погрузочная машина не работает. Первая партия антрацитовой пыли, слышу я, полностью погружена. С доставкой следующей партии снова что-то не ладится. Слава Богу, не моя забота! И не старика.
— В чем дело? — спрашиваю я медленно приближающегося старика.
— Господин генеральный консул отказался приехать. Внезапно выяснилось, что в данный момент без него нельзя обойтись.
Старик демонстративно вдыхает полные легкие, в то время как я стою, не находя слов. Затем я говорю:
— Он что — смеется над тобой?
— Господин генеральный консул просит посетить его в его служебном помещении, — ворчит старик.
— Ага! И как ты туда доберешься?
— Господин генеральный консул пришлет за мной машину. Ты, естественно, поедешь со мной, это я ему сразу же сказал.
— И когда?
— После обеда! Он сказал, что примерно в пятнадцать часов, в это время у него, очевидно, заканчивается послеобеденный сон.
После обеда старик остается сидеть. Он откашливается, будто после простуды, затем глухо говорит:
— Меня радует, что ты решился покинуть корабль.
— Тебе непременно хотелось бы удалить меня с корабля?
Так как старик сидит смущенный и очевидно не знает, что сказать, я прихожу ему на помощь:
— Ясно, я знаю, что своими вечными расспросами я действую тебе на нервы и потом — еще раз тот же самый длинный отрезок пути.
Теперь старик хоть улыбается и говорит:
— Ты схватил суть!
Обратный рейс будет для старика непростым. У шефа, единственного человека, с которым он мог бы поговорить, он вызывает слишком большое уважение. Врач играет в волейбол. Если бы на борту находился старый доктор, то у меня не было бы оснований для беспокойства о старике — а так?
— В офисе ты можешь попросить объяснить тебе, как ты можешь лететь, — говорит старик, когда мы уселись в автомобиль генерального консула.
В генеральном консульстве меня выпроваживают в служебное помещение с обычной примитивной мебелью соответствующего федерального управления. Старик должен беседовать с генеральным консулом один. Позднее генеральный консул окажет честь и мне.
Я честно жду, в то время как старик свидетельствует свое почтение, и листаю проспекты, лежащие на большом круглом столе. Я вижу образцовую ферму со страусиными гонками, какие-то въезды на «хайвеи» с гигантскими слоновьими зубами из бетона, летчика-парашютиста, большой бар с черными барменами. В такой бар мне меньше всего хотелось бы попасть. Я читаю: «Holiday value beginns at Holiday-Inns!» («Ценность отдыха начинается в туристических гостиницах»). Ну, в таком случае я мог бы остаться и дома: Holiday-Inn есть и в Мюнхене. И: «See South Africa in armchair comfort» («Посмотрите Южную Африку, сидя в комфортабельном кресле»).
А теперь господин генеральный консул просят меня. У него преисполненная достоинства внешность с примечательным пузом. Несмотря на это он поразительно проворен. Высокое кровяное давление окрасило его лицо в красный цвет. Похожий на тонзуру белый ободок волос еще сильнее подчеркивает эту красноту. Господин генеральный консул прежде всего рассказывает, что оба его родителя — один девяносто четырех лет, другой — восьмидесяти пяти — умерли в течение четырех недель. «И оба шесть недель тому назад!»
