Приближается большой пассажирский пароход, первый, увиденный мною во время этого рейса.
Странные силуэты надвигаются поверх горизонта: цепочка зданий Дакара. Постепенно они все отчетливее выделяются на фоне неба. Побережье мало-помалу приобретает цвет и структуру. Такое впечатление, что сначала был сделан единственный голубой мазок, к которому затем добавили здесь красно-бурое пятно, пятно обрыва скалы, там белый домик, немного зелени, рядом еще мазок и над всем этим, словно театральный задник-кулиса, гигантские высотные дома. Такой столицу Сенегала я себе не представлял. Мое представление об Африке пришло из давно прошедшего времени. На карте вокруг Дакара нарисованы маленькие пальмы. Это куда больше отвечает моим представлениям об Африке.
— В Дакаре мы однажды уже побывали, — говорит старик. — Тогда на корабль погрузили фосфаты, 8500 тонн, трюмы с первого по четвертый. В то время наш реактор еще вызывал громадное уважение. Приемочная команда — различные цвета кожи — смотрела на нас преданными глазами. Они были готовы поверить всему, что мы говорили им о безопасности реактора. Несмотря на это, на время нашего пребывания все другие перемещения судов были запрещены, и только люди с маленького деревянного рыболовного катера не поняли запрета. Господи боже ты мой, ну и взяла их в оборот портовая полиция, им всем тогда досталось! Но сердце черного директора порта было открыто прогрессу, и он симпатизировал немцам. Я узнал об этом от его сына.
— Ну, и? — спросил я в надежде, что история на этом не кончится.
— С сыном мы провели послеобеденное время на полусонном острове работорговцев Горэ, — продолжает наконец старик, — он расположен перед гаванью. Там еще остались производящие сильное впечатление подземелья со ржавыми цепями, в которые заковывали рабов, и старые пушки дульного заряжания. — Ну и, естественно, там располагаются торговцы с их обычными товарами. Радист, который ездил с нами, показал выторгованный у контрабандистов золотой браслет. Анализ показал: «Латунь!»
Воспоминания, думаю я, как раз в духе старика.
Остров Иль-де-Мадлен отделяется от материка, на фоне которого мы его видим, и показывает нам свой скалистый берег. По левому борту плывет рыболовецкая лодка с очень острым, выступающим вперед носом. Я смотрю в бинокль: чернокожий экипаж. И приближаются все новые и новые рыболовецкие лодки.
Глядя в бинокль, старик говорит:
— Мы полностью обойдем Дакар. За мысом, находится защищенный от ветра рейд.
Навстречу нам движется корабль поменьше, создающий мощный бурун у форштевня. Из белой носовой волны выпрыгивают дельфины, один за другим. Это, кажется, доставляет им удовольствие. Еще я обнаруживаю двух китов. Своими темно-серыми спинами они напоминают современные подводные лодки. Они давно удалились, а я все еще вижу следы их ныряния. Я смотрю, как завороженный: так вот как это выглядит, когда с поверхности моря исчезает большая масса.
— Еще три мили до якорной стоянки, — говорит старик. — Нам надо обогнуть остров Горэ. Между островом и портом Дакар проход запрещен.
На экране радара я ясно распознаю бухту Дакара, чуть ли не менее ясно, чем на карте.
Винт делает немногим больше семидесяти оборотов, нам надо протянуть время, чтобы не оказаться на якорной стоянке преждевременно. Мы должны быть там примерно в десять часов. Жалко, что не придется сойти на берег.
Когда корабль идет так медленно, как сейчас, наша кормовая волна уже не бурлит белой пеной, а представляет собой длинный, вытянутый поток со жгутами из небольших водоворотов справа и слева.
Перед окрашенным в сизый цвет силуэтом города вдруг появляется полоса неспокойного и темного моря. Требуется какое-то время, чтобы обнаружить играющих там дельфинов. Это, должно быть, гигантский косяк. Теперь они обнаружили корабль и приближаются, но плывут не с кораблем, а с его левого борта.
Я спускаюсь по лестнице вниз, у фальшборта стоит медицинская сестра. Я думаю, что она хочет также посмотреть на дельфинов, но нет, она возмущена матросом, который что-то рассказал ей о летающих рыбах. «Летающие рыбы! — говорит она мне возмущенно. — И как раз тому человеку я так доверяла…»
Проходивший мимо боцман, услышав ее, говорит:
— Доверие хорошо, но контроль — лучше! — я вижу, как за спиной медицинской сестры он крутит пальцем у виска.
— Он что же, на полном серьезе морочил вам голову?
— Да. — Она так возмущена, что даже и не видит дельфинов.
Вывешены карантинный флаг, флаг пароходства «Хапаг-Ллойд», сенегальский флаг и флаг ФРГ. Много текстиля по ничтожному поводу — высадка на рейде нескольких человек.
Список экипажа старик приказал изменить: теперь два «помощника казначея» в возрасте до десяти лет значатся просто «мальчиками». В соответствии со списком экипажа нас всего семьдесят три человека на этом пароходе.
По УКВ объявился капитан порта Дакар. Нас ждут. Вскоре я уже различаю на рейде отдельные корабли. Еще примерно четверть часа мы будем идти с сорока оборотами, затем бросим якорь рядом с этим «стадом» кораблей.
Старик командует: «Левый борт, десять!»
— Руль на левый борт, десять! — докладывает рулевой.
Тогда старик говорит: «Левый борт двадцать».
— Руль на «левый борт двадцать!»
Полицейский катер пересекает наш курс, и тут появляется солнце. Через несколько минут уже так сильно выступает пот, будто ты провел несколько раундов на ринге.
Очень медленно мы приближаемся к стоящим на якоре судам.
«Находимся на двадцати метрах воды», — слышу я голос старика.
Старик дает три коротких сигнала ревуном «Тайфун», что означает: «Ставлю механизмы на полный задний».
Я так увлекся рассматриванием домов на пирсе, что вздрогнул от грохота якорной цепи. От кабестана поднимается коричневая пыль. Ржавчина. Мы достигли рейда Дакара.
На быстром ходу приближается моторный баркас. По откидному трапу наверх поднимается сенегалец, гигант в длинном одеянии с ярким рисунком. Второй чернокожий, следующий за ним по пятам, выглядит в своем серебристо-сером костюме довольно убого на фоне цветового великолепия первого.
Многословное приветствие между стариком и теми двумя. Когда я подхожу ближе, то слышу, что гигант говорит по-французски, что в Сенегале период дождей — и сразу же начинается дождь — Вуду!
Гамбуржцы, покидающие корабль, уже попрощались, теперь, пока старик в своей каюте беседует с обоими эмиссарами агентства, аппаратуру из Гамбурга размещают в баркасе.
— Это было совсем непросто, — говорит старик, когда баркас отчалил и прекратились приветственные жесты. — Черные выглядят все на одно лицо — я имею в виду, для нас.
— В их глазах мы такие же, но скажи, пожалуйста, о чем ты говоришь?
— Сначала я пригласил их в мою каюту и немножко прощупал.
