— А это, наверное, не входило в программу обучения! Что с ранением казначея?
— Самое большее шрам, величиной с мелкую монету, — сказал врач и помазал йодом.
После завтрака мы вместе идем вперед. Неожиданно старик останавливается у трюма три и говорит, когда я тоже останавливаюсь:
— Моя идея с пивом была все-таки наилучшей. Я бы сказал так: завтра вечером после ужина, — «каслер» (копченая корейка) с квашеной капустой и отварным картофелем, — мы организуем твою «прописку». Хорошее бочковое пиво после этого определенно понравится всем. У нас есть эти маленькие алюминиевые бочонки, и я бы сказал: если есть еще один бочонок в резерве, то ничего не случится.
Старик смотрит на меня с выражением полуожидания-полусмущения. Я не могу сдержаться, и мой давно сдерживавшийся смех вырывается наружу. При этом я ухитряюсь сказать «два бочонка пива — д’акор (согласен)». Старик не обижается на мою вспышку смеха. Он снова тяжело ступает, и я следую за ним как на буксире, так как теперь начинается узкий участок пути.
На корабле произошло чудо. Стюард убирает в проходе. Так как он рядом и, вероятно, настроился работать, я решаюсь потребовать от него чая.
После битой четверти часа этот легкомысленный парень с благосклонным снисхождением подает мне чай. Благодаря за доставку чая, я — сама вежливость. Когда стюард исчез, я рассмеялся над самим собой. Жизнь на борту изменила уже и меня, даже такой простой инцидент как заказ чая, становится важным. Те четверть часа, которые я ждал чая, я, если быть честным, был в напряжении. Принесет он чай или нет? Как много времени потребуется парню для приготовления чая? Какую отговорку он придумает, если все же не придет. И кому охота быть стюардом на корабле среди машин и моряков? Лучше бы я читал Сенеку или научный отчет о последнем рейсе вместо того, чтобы нагружать свою голову таким нелепым образом! Однако время поторопиться!
Шеф-стюард приносит мне картонную коробку, полную бутылок, на этот раз с «Биттерлимон» (горькая лимонная газировка) и яблочным соком — без пива. Отвислые животы толстяков я воспринял как зловещее предостережение. Расставив бутылки, шеф-стюард читает мне доклад. У людей нет настоящей физической нагрузки. Инженеры практически ничего не делают руками. Спортом занимаются лишь немногие, хотя на борту для этого имеются все возможности. «Они едят слишком много, они пьют слишком много, они двигаются очень мало, в сорок восемь лет почти все конченые люди. Я плаваю уже двадцать пять лет, я могу об этом судить!» — заканчивает он свою речь.
На обед сын второго помощника приходит с распухшими от слез глазами. Исчез голубь. Первый помощник не появляется. Говорят, он распорядился очистить мостиковый люк. При этом голубь исчез.
Для шефа, который снова сидит за нашим столом, я принес журнал с репортажем «Kustenverpackungsaktion von Herrn Christo».
[29]
Раскрытый разворот я подсовываю ему после еды в качестве приманки.
Какое-то время шеф смотрит, затем заглатывает приманку:
— И это называется искусством? — возмущается он.
— А что же еще?
— Это же идиотизм, с помощью хороших материалов осуществлять такую чепуху!
— Не скажите! К этому добавляются еще и затраты рабочего времени — нескольких тысяч часов, — подогреваю я его.
— Это же чистейшей воды сумасбродство — слишком экстравагантно! — возмущается шеф.
— Прочтите-ка то, что здесь написано…
Шеф и не думает делать это и продолжает возмущаться:
— Тогда искусством, возможно, является и то, что я засовываю палец в нос?
— Не сглазьте! Это достаточно только услышать нужному человеку: открытие тела (носа) и вставление (пальца), обо всем этом можно много сказать, и не только то, о чем вы снова подумали. Негативного и позитивного: оптически захваченный стенками носа палец, отрезанное стремление наверх, задержанное движение как таковое и в некотором смысле: носовой хеппенинг. Тут можно найти много чего!
— В носу?
— Ну, конечно же! Только это должны пощупать пальцами нужные люди, — говорю я и думаю, что на этом разговор закончен.
Но через несколько минут шеф говорит:
— Если я упрячу этот пароход в полиэтиленовую пленку, то это что, тоже искусство?
Типичная для шефа страсть все выяснять до конца. Он хочет знать точно. Несколькими грубыми замечаниями от него не отделаешься.
— Разумеется! Этот пароход особенно годится для этого, так как он плавает, не выделяя отработанных газов. С помощью господина Кристо может быть организована потрясающая демонстрация искусства.
— А не разбирающееся в мореходстве население подумает, — вот плывет гигантский презерватив. Благодарю покорно! — говорит шеф презрительно.
— Не скажите, шеф. Ваше предложение очень важно! Такие художники очень привязаны к земле. Вы же видите, смелости им хватает самое большее до побережья. Разложить Атлантику по пакетикам и сложить эти пакетики друг на друга в неустойчивые башни — это то, что надо!
Один из ассистентов из-за соседнего стола развернул свой стул в нашем направлении. Его лицо от полного изумления абсолютно ничего не выражает.
— Только никаких половинчатостей! — говорю я ему. В подтверждение этих слов шеф кивает.
Так как сегодня у шефа, очевидно, есть время, то я спрашиваю:
— Почему этот реактор называет себя, собственно говоря, прогрессивный реактор, охлаждаемый водой под давлением? Об этом я уже давно хотел вас спросить.
— Пойдем в мою каюту? — спрашивает шеф. — Мы не хотим надоедать другим господам.
— Замечательная идея, — говорю я.
Когда мы удобно устраиваемся в оранжерее шефа, он сразу же говорит:
— Наш реактор называется «прогрессивный реактор, охлаждаемый водой под давлением» потому, что три парогенератора расположены внутри напорного резервуара и имеется меньше трубопроводов вовне, чем при нормальных реакторах этого типа, трубопроводов, которые находятся под повышенным первичном давлением и могут быть повреждены.
Как бы для лучшего обдумывания я опускаю веки.
