— Назад! — приказал я, сжимая винтовку. Первый помощник приближался. Я снял винтовку с предохранителя и клацнул затвором. — Стойте… или я стреляю.
Тогда он остановился. Так же, как и Рэнкин. Лицо мичмана было испуганным. Доложил ли он капитану о состоянии шлюпки?
— Продолжай, Берт, — сказал я. — Свои канаты я уже обрезал.
— Молодец, капрал, — ответил он, — Осталась одна верёвка. Вот и всё.
У меня над головой загремело; плот заскользил и с грохотом свалился в море. Хэлси подбежал к первому помощнику. И тоже остановился.
— Капрал, вы понимаете, что судно тонет? Вы ставите под угрозу жизни…
— Спустив плот на воду, я никому не угрожаю, капитан Хэлси, — возразил я. — Шлюпка номер два непригодна к плаванию. Рэнкин, несомненно, сказал вам об этом?
— Шлюпка была в полном прядке, — ответил Хэлси. — Мистер Хендрик осмотрел все шлюпки во время стоянки в Мурманске.
— Пять досок её обшивки расшатались, — упорствовал я.
— Это ложь! — крикнул Хендрик. Но глаза у него бегали, а лицо побелело, как мел. Подошёл Ивэнс и стал позади Хендрика. Краем глаза я видел Юкса. И тут мне стал ясен чудовищный замысел Хэлси.
— Опустите винтовку, — потребовал Хэлси. — Вы подняли мятеж, капрал. Постарайтесь понять, чем вам это грозит.
— А вы? — Внезапно передо мной возникло испуганное лицо Силлза, вспомнился кот, рвущийся на судно из объятий кока. Кот чувствовал, что ждёт тех, кто решился спасаться на шлюпках. — Кто осматривал шлюпки в Мурманске? Хендрик и Юкс. Оба они плавали с вами на «Пинанге». — Хэлси вздрогнул. — Кто остался на судне? Только вы — четверо из команды «Пинанга». Что вы затеяли, Хэлси? Зачем вы убили моряков «Трикалы»? Снова взялись за пиратство?
Хэлси коротко кивнул. В тот же миг Берт крикнул:
— Берегись!
Я обернулся. Юкс подкрался ко мне вплотную. Я успел увидеть, как в воздухе мелькнул его кулак.
Очнулся я в кромешной тьме, вокруг ревели волны. Издалека донёсся слабый голос Берта:
— Он приходит в себя, мисс. — Затем уже ближе: — Как ты, приятель?
Меня тошнило, болела голова. Я лежал, не открывая глаз, и, казалось, то возносился к небу, то падал в бездонную пропасть. Я попытался сесть. Кто–то поддержал меня сзади.
— Что случилось? — промямлил я и скривился от боли в челюсти. — Меня ударили?
— Это точно, — ответил голос Берта. — Юкс подобрался сзади и по знаку капитана врезал тебе в челюсть. Как ты?
— Голова кружится, а так ничего.
Чья–то рука погладила меня по голове.
— Кто тут? — спросил я.
— Это я, — ответила Дженнифер Соррел. Значит, её тоже посадили на плот.
— О, Боже! — простонал я. — Простите меня.
— За что ты просишь прощения, капрал? — вмешался Берт. — Тут она в большей безопасности, чем на шлюпке. Я сел и огляделся. На плоту нас было трое. Я различил тени, едва видимые на фоне белых бурунов.
— А где Рэнкин?
— Остался на судне. Приказ капитана. Он рассыпался в извинениях перед мисс Соррел, но сказал, что не может рисковать её жизнью и оставить на борту «Трикалы», пока будут спускать его гичку. Обещал подобрать её утром, когда рассветёт. Нас подняло на гребень волны, и я увидел линию огней.
— Это «Трикала»?
— Так точно, приятель, — ответил Берт. — Капитан приказал нам отплыть подальше, чтобы судно не утащило нас за собой, когда пойдет на дно. Ветер отнёс нас в сторону.
Внезапно огни пропали и больше не появлялись.
— Кажется, я слышал шум двигателей, — сказал я.
— Это ветер, приятель, — возразил Берт. — «Трикала» затонула. Вместе с серебром.
И я подумал, что он прав: «Трикала» пошла ко дну, и мы остались одни на просторах Баренцева моря.
— Капитан обещал подобрать нас утром, — напомнила Дженнифер Соррел.
Мы прижались друг к Другу, пытаясь согреться. Берт начал петь. Мы пели все армейские песенки, которые знали, затем повторили наш скудный репертуар. Когда мы выдохлись, Дженнифер неожиданно запела арии из опер. «Богема», «Риголетто», «Тоска», «Севильский цирюльник», какие–то ещё, мне незнакомые. У неё был нежный мелодичный голос. Наконец небо посветлело. Мы промокли и промёрзли до костей. Нас окружали ревущие волны, сверху нависали свинцовые тучи, обещая снегопад. Никаких следов шлюпок с «Трикалы», ничего. Лишь холодный пронизывающий ветер. Глядя на мертвенно бледное лицо Дженнифер, чёрные круги под её глазами, я подумал о том, что ей пришлось пережить. И вот такая напасть. Лишь несколько часов назад она щебетала о скором возвращении в Англию. Она больше не пела. Я заметил в воде какой–то тёмный предмет. Наш плот сблизился с ним. Из воды на нас уставилось слово «Трикала», выбитое на деревянном сиденье. Следующая волна унесла его прочь. Я видел эти скамейки на палубе «Трикалы» под мостиком. Вскоре к нашему плоту прибило весло. Мы вытащили его из воды. Весло одной из шлюпок «Трикалы»…
Каким–то чудом мои часы не остановились. В девять сорок, встав на ноги, я заметил вдали корабль. Судя по всему, он должен был пройти в полумиле от нас.
— Надо привлечь их внимание, — сказал Берт, — У тебя есть чтонибудь яркое, капрал?
Я покачал головой.
— На мне красный свитер, — заявила Дженнифер. — Если вы отвернётесь, я сниму его.
— Нет, — возразил я. — Вы замёрзнете. Дженнифер улыбнулась, впервые за всё утро.
— Холоднее уже не будет, — ответила она. — Я согласна помёрзнуть, если потом нас напоят чем–нибудь горячим и уложат в постель.
— Давайте, мисс, раздевайтесь, — воскликнул Берт. — Если этот корабль не подберёт нас, мы погибли.
Через минуту свитер, как флаг, развевался на весле. Мы поднимали его всякий раз, когда оказывались на гребне волны. Сначала нам казалось, что нас не заметили, но вскоре корабль, маленький корвет, повернул в нашу сторону. А через полчаса мы с Бертом лежали в лазарете, укутанные одеялами, с бутылками горячей воды по бокам и с доброй порцией рома в желудке. Наутро к нам зашёл командир, лейтенант лет двадцати трёх. От него я узнал, что из команды «Трикалы» спаслись только мы трое. Радист успел сообщить о взрыве мины, и корвет «Бравый» получил приказ остаться на месте кораблекрушения. И хотя по волнам носилось множество обломков, шлюпок с членами команды моряки не обнаружили.
Слова командира потрясли меня: я понял, что мои подозрения совершенно беспочвенны, а Хэлси ни в чём не виноват. Ведь и третья шлюпка, шлюпка капитана Хэлси, затонула, как и две другие. Санитар осмотрел мою челюсть, к счастью, не обнаружив никаких повреждений, кроме синяка. Для Берта пребывание на плоту не прошло бесследно. Он простудился и начал кашлять. Санитар оставил его в постели, а мне разрешил вставать. Я спросил о мисс Соррел. Санитар ответил, что она вполне здорова. Дыхание Берта становилось всё более затруднённым, кашель усилился, росла температура. После ленча я попросил санитара показать мне каюту мисс Соррел. Он провёл меня по коридору, показал дверь и вернулся в лазарет. Я постучал.
