— Отдай мой кошелек, собака, — произнес поднявшийся с земли Соловей. — Брось его, Ваня. Я знаю этот квартал.
— Сможешь найти дорогу?
— После того, как ты мне ухо закрутил, а этот козел зуб вышиб, весь хмель вышел!
— Лютня-то вдребезги…
— Нечего, новую куплю! На его деньги, — сказал Соловей, снимая с бородача пояс с туго набитой сумкой. — Там что-то звенит. А ты запомнишь, как русских людей грабить!
Но бородач не ответил. Он опустился на мостовую и хрипло дышал, на его губах появилась розовая пена.
— Идем, Соловей, на карбасе нас давно поджидают!
Глава 6
На карбасе не спали, и дед Кондрат вместе с кормщиком Денисом устроили опоздавшим настоящий допрос. Впрочем, товарищи и не запирались, разбитое лицо Соловья, и разорванный кафтан Ивана говорили сами за себя.
Рассказали все как было, хотя Иван схитрил и о том, как опоганился «кавой» и заморскими сладостями, не стал докладывать. Услышав о лютне дед Кондрат заявил, что оно и к лучшему — потому что он не потерпел бы такой «бесовской бандуры» на своем судне. Но, в общем, за опоздание не ругал, похвалил за то, что не растерялись и не забыли о товариществе. Еще раз напомнил, что счастливо отделались, в портовых городах случаются вещи и похуже.
Но содержанием сумки бородача заинтересовались. Найденные в ней деньги отдали Соловью и посоветовали потратить их по возвращении домой на благодарственный молебен. Трубку с табаком тут же выбросили за борт. Но золотой медальон на длинной цепочке, на котором была изображена молодая красавица в нарядном платье и с букетом роз, заинтересовал Дениса. Он ковырнул ногтем крышечку и вытряхнул из него прядь белокурых волос. Потом долго рассматривал сделанную внутри надпись и прочитал: «Дорогому капитану Густаву Троллу от любящей Елисаветы».
— Это кого же ты помял? — грозно спросил Ивана старик. — Чувствуешь, какой грех взял на душу?
— Думаю, что Иван не виноват, — произнес кормщик. — Сегодня в порту встречался со знакомыми капитанами и штурманами. Все только и говорят о недавнем исчезновении датского торгового судна «Елисавета». Оно вышло из Нарвы с грузом селитры и шло в Любек под командой капитана Тролла. Кондратий Никитич, надо бы сообщить местным властям об этом медальоне. У них есть люди, которые занимаются охраной порядка, их такая находка очень заинтересует.
— У нас других дел нет?
— Так давно известно, что в этих водах среди мелких островов и в заливах прячутся морские разбойники или пираты. На корабли под шведским флагом они опасаются нападать, а всем остальным приходится остерегаться.
— Этот длинный бородач поминал какого-то Питера, который заказал нас поймать и продать на рудники, — сказал Иван.
— Может это и есть тот Питер, которому я проговорился о нашем грузе зерна и который манил хорошей жизнью на чужой стороне, — добавил Соловей.
— Утром иди, Кондратий Никитич, к бургомистру, расскажи о наших подозрениях. Может быть, эти лиходеи еще держат датчан где-нибудь в подвале на цепи?
— Тогда нас самих, как свидетелей, не выпустят из Ревеля, — мрачно произнес дед Кондратий. — Знаю местные порядки и бумажную волокиту, меньше недели здесь не простоим. Мы же и так отстали от нашего каравана, а тем временем цена на зерно совсем упадет. Датчанам ничем помочь нельзя, морские разбойники в живых никого не оставляют. Вот в Стокгольме напишем грамотку и вместе с медальоном прямо в королевский суд подадим. Пусть шведы сами наводят порядок на море.
— Бог тебе судья, Кондратий Никитич. На судне ты хозяин!
Из гавани Ревеля вышли рано утром и повернули на запад вместе с несколькими другими судами. Встретили целую флотилию рыбачьих лодок, спешивших с ночным уловом на городской рынок. Попутный ветер крепчал, на крупных флейтах и шнявах добавили парусов и увеличили скорость. Вскоре карбас оказался в полном одиночестве, и лишь кое-где на горизонте маячили верхушки мачт уходящих вдаль судов.
По левому борту появился плоский берег острова Даго. Кормщик долго всматривался в его очертания и, наконец, произнес:
— Прошли мыс Тахкуна, вышли в открытое море. Балтийское. В старину его звали Варяжским или Соленым. Здесь волна высока, не такая как на Ладоге или в устье Невы…
Неожиданно он отвесил глубокий поклон в северную сторону и добавил:
— Старик Ильмаринен, дай нам добрый путь и попутный ветер до самого Стокгольма!
— Что это ты, Денис, чужим богам молишься? — удивился дед Кондрат. — Тогда Гогланду подарки давал, теперь кланяешься еще какому-то идолу!
— То не идол, а хозяин погоды и всех здешних ветров. Финны, которые живут на этих берегах, его весьма почитают. Они и сами сильные колдуны. Голландцы и англичане моряки опытные, они знают, что в северных морях и океане в этом деле нет никого сильнее финнов. Они, хотя и приняли христианскую веру, но продолжают поклонятся своим древним богам и Полярной звезде, вокруг которой вращается весь небосвод. Она верный друг всех моряков, всегда указывает правильный путь. Еще финны умеют вызывать и останавливать ветер, угадывают места, где есть мели и подводные скалы, а некоторые из них могут превращаться в тюленей и бывать в их подводном царстве…
— Сказки все это! Ворожба бесовская!
— Ой, Кондратий Никитич, никогда не говори в море такое! Слов нет, силен ты по торговой части, но видно не слышал о том, что тот, кто на море не бывал, тот и страха не видал. Море-то не обманешь, оно имеет свой нрав и не знает ни сострадания, ни жалости. Оно живое, кого только в нем нет!
— Денис, сделай милость, расскажи о морских чудесах! — попросил Соловей.
— Да возьми хотя бы тюленей. Днем они любят резвиться в воде, а по ночам слушают голоса моря и пение русалок. В лунные ночи водят хороводы и поют, а когда разыграются, то кувыркаются в волнах, подбрасывают вверх клочья пены, дарят русалкам ожерелья из водяных брызг. Потом ловят в подводных лесах серебристых лососей, а черных воронов посылают к горным ручьям за сладкой водой и начинают пир, который длится всю долгую осеннюю ночь. Ну а если им надоест играть с русалками и захочется повидаться с теплыми земными женщинами, и хлебнуть чего-нибудь покрепче пресной воды, то тюлени выходят на сушу. Они превращаются в людей и на могучих черных волнах, которые становятся вороными конями с длинными седыми гривами, скачут в прибрежные селения и города. Там гуляют и веселятся, щедро платят золотом-серебром, что достают из сундуков затонувших кораблей. Но бывает, что по утру находят на берегу мертвых тюленей. Это те, кто загулялся на суше и вовремя не услышал голос моря.
— А ты слышал этот голос? Какой он?
— Так у моря голоса разные. Порой оно вздыхает и что-то шепчет, а его волна ласкает, как материнская рука. Ну а если сердится, то начинает шипеть и ворчать, голос становится глухим, а волна может дать крепкую оплеуху. В бурю пена стелется над водой, море воет и грохочет, а волны ломают дубовые брусья и гнут железные болты, которыми крепятся части корабельного корпуса. Вот тогда говорят, что небо сходится с морем, а люди на судах молятся всем богам…
