И что же ты предвидишь? – насторожился Тернер.
– Я вижу черного человека с черным сердцем. – Она бросила на Питера испуганный взгляд. За тобой идет тот кого нет – но он есть! Он отбрасывает две тени – старую и новую. И в кровавом отблеске заключена твоя и его смерть! Вижу как…
Словно закричали все дьяволы ада; чудовищный рев перекрыл прочие звуки ночи, прокатился по холмам и вернулся к ним сотнями отголосков.
Все в таверне замерли в ужасе, служанка посерев от страха в полузабытьи рухнула на скамью, а Кэтрин невольно вцепилась в Питера и заверещала:
– О, Господи, что это за страшная тварь?!
Она была не одинока в своем ужасе – даже дюжие солдаты вскочили и призывали Бога, не забывая впрочем примкнуть к ружьям багинеты.
Рядом с Питером, бледный как лунная тень, стоял Рибби.
– Это черт кричит! – заявил негр. У нас так даже слон не кричит, гиена не вопит… Говорят, даже самый храбрый муж пугается когда рычит симба
[12] – а от такого бы даже симба испугался!
– Я знаю! – взвизгнул вдруг какой-то мужичонка в камзоле на голое тело. Это "чупакабра"! Я слышал что ее три дня назад опять видели на окраине Порт-Ройяля! Она сожрала кота и трех кроликов в усадьбе леди Ровены–теперь и до нас добралась! Минут пять спустя после того как шум и гам успокоился, Питер узнал от соседей по таверне, что «чупакабра», или «козий вампир», странная тварь будто бы (будто бы?) убивающая скот и даже людей. От нее остаются трупы, кровь у которых высосана через одну или две маленьких раны-отверстия – как от укола толстой парусной иглой. Те кто видели это создание, говорили, что это нечто клыкастое, похожее на скачущего на задних ногах зайца со злыми красными глазами – в три или четыре фута высотой – а шкура у нее как у ящерицы или крокодила. – Я помню, – распинался мужичонка в камзоле, оказавшийся местным сапожником, – двоюродный свояк мне рассказывал – а тому сказал староста деревни куда он возит товар. Тот видел однажды – ну и тварь! Вся как какой-то крокодил на двух ногах, яркие красные глаза размером с куриные яйца, длинные клыки и шипы сзади на голове и далее вниз по спине. Передние-то лапки у него у него маленькие, а сзади навроде бы крылья как у нетопыря и гребень на спине. Туловище у чупакабры то ли как ящерицы, то ли как у собаки, голова продолговатая, лапы – с перепонками между пальцами, и шерсть черная на пузе! И вообще похожа на собаку смешанную с крокодилом, прости Господи! И воняет страшно! Постепенно однако разговоры о чудовищах и нечисти утихли.
Он поблагодарил и, расположившись на деревянной скамейке, уснул моментально, усталый после этого бурного, шумного и беспокойного дня.
Последней мыслью перед тем как он погрузился в омут предутренних сновидений, была та, что надо поменьше думать о всякой потусторонней чуши.
* * *
…Как тихи и прекрасны волны Карибского моря в это время года. Так красива морская гладь, особенно перед рассветом и закатом. Глянешь на уже нежно-фиолетовое небо, там угасают бриллиантовые искры звезд, догорая, поблескивая прощальным отсветом… В этот ранний час дует свежий бриз, оставляя незабываемое чувство покоя и безмятежности. Вот-вот первый лучик солнца прорежет предрассветное небо, коснется изумрудной воды, отражаясь в ней, приветливо улыбнется парусам, пробежится по палубе. Вскоре к нему присоединится второй, затем третий… День начинает разгораться. К полудню жар и зной становятся такими, что дышать практически невозможно. Ищешь прохлады… Поднимаешься на мостик, берешь в руки штурвал. Нет нужды сейчас бороться с ним, как во время бури, он сам направляет тебя, подсказывает, когда надо сменить курс, а когда бросить якорь. Едва-едва играет свежий ветерок, лениво наполняются паруса, он треплет волосы, окончательно запутывая их, забирается под рубашку и в сапоги.
В такие минуты ты понимаешь, зачем ты вышел в море, ведь стоять просто так, не думая ни о чем, можно хоть целый день, пока солнце не начнет тускнеть и окрашивать небо в самые невообразимые краски. Сладко потягиваешься, зеваешь. Красота бархатной карибской ночи полностью завладевает тобой. С легким сердцем идешь в каюту и ложишься спать, оставив все заботы до утра. Засыпая, приходит ощущение безмятежности, покоя, а утром, утром будет новый день, который вновь встретит этим великолепным рассветом и желанием жить каждый день год за годом, стремясь к горизонту…
…Корабль шел под немногими парусами под лиселем и верхними парусами, и гротом.
Четыре часа утра. Рассветет через час. Питер встал и, протирая глаза, направился к гальюну. Потом, окончательно проснувшись, торопливо прошел по качающейся палубе, обходя спящих.
Черный как сажа кок уже развел огонь в выложенном кирпичом камбузе и дал Питеру оловянную чашку супа и сухарь. Питер постучал сухарем по мачте, чтобы выколотить из окаменевшего хлеба случайно засевшего там хрущака или долгоносика, и принялся за еду. Жуя размоченный в похлебке из солонины сухарь, он ощущал что жизнь не так уж плоха. После трапезы он полез на мачту.
Добравшись до «вороньего гнезда» и сменив там впередсмотрящего, он устроился и осмотрелся. Луны не было, и, если бы не звезды, тьма стояла бы кромешная. Питер знал названия всех звезд, от яркого как голубой алмаз Сириуса до крошечной искры Хатисы в созвездии Ориона. Светила – азбука навигатора, и он заучил их названия не хуже чем пономарь – молитвы и часослов. Огромный звездный купол спускался до самого горизонта. Штурман различал рога Тельца и Пояс Ориона. Вон Сатурн, который как можно увидеть в подзорную трубу окружает странное кольцо – вот уж чудо природы! Вон Медведица, а вон и созвездие Волопаса – и висящий низко над горизонтом Южный Крест – знак иных вод и земель, не принадлежащих Старому Свету…
…Ночная штурманская вахта – единственное время, когда Питер мог побыть в одиночестве на переполненном корабле, и позволить душе отдохнуть…
Питер чувствовал йодистый запах моря, свежий аромат водорослей и соли.
Через два часа, сменившись, он спустился вниз с палубы, заглянув к корабельному врачу Джонатану Эвансу – поиграть в шахматы. Тот однако был занят, возясь со своими снадобьями, но Питер остался, переговариваясь с медикусом о том о сем.
– Скажите мне, Питер, – внезапно посреди беседы спросил лекарь, оторвавшись от весов, на которых старательно взвешивал какую-то пряно пахнущую смесь, – Скажите мне, Питер – вас устраивает судьба пирата?
– Я живу одним днем и стараюсь не думать о том, что случится завтра, – немного подумав ответил Питер.
– В самом деле? – хмыкнул хирург. – И долго еще вы собираетесь так жить??
– Да разве ж у меня есть выбор? – пожал Блейк плечами. На землях английской короны я вне закона, а бесправному изгнаннику не все ли равно где коротать жизнь – по ту сторону Атлантики или по эту?
– Но, – усмехнулся Эванс. – Неужели вам нравится такое существование?
– Как вам сказать? К опасностям я вроде бы привык, к работетоже… Как говорят немцы: «Война, торговля и пиратство – три вида сущности одной».
