– Чертова английская свинья! Я забью твой кишки тебе же в твой глотка!
Корсары с поднятыми дубинами плясали вокруг, ожидая возможности ударить, но Харвуд, высунувшись из каюты крикнул:
– Не убивайте его! Этот тип – наша добыча, за него можно взять выкуп!
Даже в слабом свете фонаря Питер сразу оценил своего противника. Только что проснувшийся «лягушатник» выскочил без парика на бритой голове, но остро закрученные усы свидетельствовали, что он не чуждается моды.
Более длинная сабля Питера в узком пространстве была скорее недостатком, и ему приходилось больше колоть а не рубить. Француз сделал выпад, потом пригнулся и прошел под блоком Питера. Тот невольно похолодел: сталь пролетела над его правой рукой, миновав всего на ширину ладони…
Прежде, чем соперник смог отступить, Питер левой рукой схватил его за горло. Оба бросили сабли, которыми все равно не могли пользоваться, и сцепились в узком коридоре, рыча, как собаки, взвывая от боли и гнева, когда подоспевший Харвуд успел ударить противника кулаком по голове и локтем другой руки – в живот.
– Дайте ему по башке, – рявкнул Харвуд своим людям. – Свяжите этого дикаря.
Дубина с рассчитанной силой обрушилась точно на бритую макушку – недостаточно сильно, чтобы проломить, но так, что ноги француза подогнулись, и тот обвис в руках приватиров.
Отдуваясь, они опустили его на палубу, и четверо моряков прыгнули на него и прижали руки и ноги.
– Свяжите этого жеребца, – тяжело дыша, сказал Питер, – пока он не пришел в себя и не разорвал нас на куски вместе с призом.
– Ты быть вонючий английский пират! – слабым голосом произнес француз, тряся головой, и извиваясь на палубе: он пытался сбросить державших его матросов.
– Я пропущу мимо ушей ваши грязные оскорбления, – вежливо сказал Блейк, приглаживая растрепанную шевелюру и подбирая саблю врага. – Если хотите, можете называть меня вонючим пиратом. Хотя возможно это воняют ваши обгаженные со страху подштанники – если они есть…
Окружающие одобрительно гоготнули.
– Пираты! Английский крысы! – бесновался пленник.
– А кто вы такой, чтобы звать меня крысой? Волосатая обезьяна? – Или содомит из Латинского квартала? То-то голым скачете? – не остался в долгу Питер. В схватке ночная рубашка француза разорвалась, и он был почти голый. – Не стану спорить с человеком в таком похабном виде.
Харвуд тем временем поднялся на палубу.
– Отличная работа! Считайте братцы что пятьдесят гиней уже каждого в кошельке… А теперь пристаем к берегу – нужно разобраться с добычей и вообще…
Остров – один из сонма карибских островов был всего милях в пяти слева по борту.
Пока они высаживались, пока выгоняли на берег французов, прошло время. Одним словом работы было много и в конце дня и Питер с Тернером свалились без сил прямо на палубе и забылись сном – на удивление спокойным. Во всяком случае чертов д’Аялла его этой ночью не навещал.
* * *
В капитанской каюте трофейного французского корабля Джон Серебряный занимался приемом и пересчетом добычи – и своей личной, и команды.
Сейчас он осуществлял на практике старый – еще времен сэра Френсиса Дрейка пиратский принцип по которому каждый, кроме того, что ему полагалось по рангу, имел право на имущество пленных той же профессии. Штурман получал подзорную трубу и навигационные приспособления, хирург – инструменты и лекарства, и даже повар мог забрать себе котлы и оловянные кружки. Ну а капитан получал сундучок вражеского капитана и все добро что было в его каюте.
Правда, наряду с правами это накладывало и обязанности – прошли те времена когда все найденное сваливалось у грот-мачты и поровну делилось между вольными мореходами. Теперь капитан или квартирмейстер должны были изучить по книгам и судовым документам стоимость добра и прикинуть – что сколько стоит. Да еще и разъяснить подчиненным что к чему.
А то ведь было у того самого Гудли, когда получив по жребию большой изумруд – в то время как все прочие собраться удовольствовались мелочью, матрос Лонг Болван – корабельный кузнец до того огорчился что тут же кокнул драгоценный камень на наковальне; а потом еще еле спасся от разъяренных товарищей поумнее – пришедших менять камень на свою долю…
И поэтому-то Джон и должен был изучить судовой журнал и все корабельные бумаги… Вообще-то как уже говорилось делать это полагалось в присутствии квартирмейстера – но Кристофер был занят на берегу, да и команда доверяла «старине Окороку». Тем более что денежный сундук «Оливии» был уже взломан да и серебряный сервиз француза пошел в дело…
Но было еще кое что…
Открыв сундук капитана он прежде всего увидел кошелек.
Быстро открыв его и бросив взгляд на золото, он взвесил его покачав на руке…
– Весьма обязан вам, мусью лягушантник! – проговорил Джон. Я думаю что ваша жизнь которую мы вам сохранили чего то стоит – да и вообще – богатство это грех, – продолжил он, засовывая кошелек в карман. Через пару минут среди аккуратно вычищенных и пересыпанных табаком от моли и прочих тварей вещей (капитан «Оливии» ныне оплакивающий свою неудачу на оставшемся позади островке Карибского моря, был видимо изрядным щеголем) Окорок нашел второй кошель. Пират брякнул его на стол (не забыв проверить закрыта ли дверь) и высыпал оттуда груду золотых монет. Ливры, риалы, гинеи, гульдены, дукаты…
– Сто восемьдесят три фунта, пять шиллингов и … Эээ – еще пенсов пять или шесть – подсчитал он спустя пять минут, переведя одну монету в другую. – Однако капитан то был не прост. Весьма скромно, но я благодарен вам, мусью лягушатник…
Собрав монеты он тщательно запаковал их в замшевую утробу кошелька.
Нет ли у этого капитана еще чего полезного? – пробурчал Джон в бороду.
Сперва раскопки в сундуке красного дерева с музыкальным (чтобы вор незаметно не открыл) замком особого удовлетворения не принесли – кроме добротных вещей и бритвы отличной индийской стали ничего не обнаружилось. Но на самом дне он нашел небольшую деревянную шкатулку. Джон поднял ее и осмотрел вырезанное на крышке имя.
– Преподобный Джейкоб… То есть Жак Артимоль. – Шкатулка была закрыта, но абордажный кортик с этим справился.
Джон хищно ухмыльнулся, увидев ее содержимое, и пропустил сквозь пальцы унизанную бриллиантами золотую цепь, с массивным серебряным крестом усаженным сапфирами чистой воды.
Он налил себе французского коньяка из капитанского поставца, чокнувшись со своим отражением в мутноватом зеркале.
– Ну-с, мусью лягушатник – как бы то ни было – если прав старина Кальвин и ни один волос не упадет с головы человека без воли Божьей, то очевидно вашу посудину и ваше добро мне отдал Бог! – Джон усмехнулся. В противном случае пришлось бы предположить, что лорд Люцифер настолько могуч, что способен распоряжаться судьбой святынь, вроде этого креста, который непонятно как к вам попал. Возможно даже вы уронили хозяина за борт – такое мне случалось видеть… Но как бы то ни было – вашему добру я найду применение. А первый кошель надо будет вывалить в общий котел – пусть ребята знают что старина Окорок не крысятничает и что Серебряным прозвали его не за сребролюбие!
