21 октября у Гассан-Калы войска Геймана соединились с отрядом Тергукасова и составили теперь 25 тысяч человек при 90 орудиях. В командование объединенного отряда вступил Гейман. Он решает атаковать турок на Деве-Бойну, с тем чтобы разгромить турецкие силы и попытаться овладеть Эрзерумом. Это должно было обеспечить войскам удобные зимние квартиры, не говоря уже о громадном моральном значении взятия анатолийской столицы. 23 октября последовал штурм Деве-Бойну и полный разгром турок. Они потеряли 3 тысячи убитыми и ранеными, 3 тысячи пленных и все 43 бывших у них орудия.
И хотя все полки горели одинаковым желанием добыть «честь и славу командирам, честь и место казакам», более всех отличились 2-й Горско-Моздокский полк, 1-й и 2-й Волгские, 1-й Сунженский и 1-я батарея. Терцы показали беззаветную преданность своему долгу и Отечеству «не жалея живота своего». Они доказали, что слава о храбрости, сметливости, исполнительности кавказского казака не пустой звук, а действительность.
Гейман сам руководил войсками нашего левого фланга против правого фланга турок, куда Мухтар и стянул все резервы. В самые критические минуты он посылал туда казачьи полки, и они ломали оборону противника. Уже в сумерки генерал Тергукасов с частями 19-й и 39-й пехотных дивизий нанес решительный удар левому флангу турок на высоте Узун-Ахмет.
Толпы деморализованных, побросавших оружие турок устремились в Эрзерум, их командиры теряли голову. Никто не думал о сопротивлении. Объятое ужасом население Эрзерума собралось у Карских ворот просить аман
[19] у русских… Но русские не появились.
Гейман не воспользовался и этой блестящей победой. Три дня он продержал войска в бездействии в 15 верстах от Эрзерума и лишь 27-го подступил к крепости. Турки тем временем успели прийти в себя, собрали разбежавшиеся войска, заняли форты и укрепления и организовали твердую оборону.
В ночь на 28 октября Гейман штурмовал Эрзерум, но был отбит. В результате этой неудачи, в которой был сам виноват, он должен был отступить от Эрзерума, ибо оставаться здесь на зиму значило погубить войска от лютых морозов на пустынном и диком плоскогорье. Русские войска расположились на зиму в редких деревушках Пассинской долины в отвратительных санитарных условиях.
Пока Гейман добивал Мухтара у Деве-Бойну, авангард Лорис-Меликова подступил к Карсу и начал осадные работы. В результате штурма в ночь на 6 ноября Карс был взят. Этим фактически завершилась война на Кавказе. Карс был взят ночным штурмом 1-й гренадерской, 40-й пехотной дивизиями и Кавказской стрелковой бригадой.
В крепости было взято 303 орудия. Из гарнизона в 25 тысяч человек 3 тысячи было убито при штурме, 5 тысяч больных и раненых, 17 тысяч с пятью пашами и 800 офицерами сдались в плен.
Наши потери – 2 генерала, 75 офицеров, 2196 нижних чинов.
После взятия Карса часть войск была двинута в Эрзерумский район на усиление войск Геймана. Но это имело печальные последствия. Усилив и без того большую скученность лишенных медикаментов, ютившихся в грязных хижинах и землянках войск, в ту зиму русские стоянки в Пассинской долине и за Саганлугом обратились в тифозные кладбища.
В числе жертв тифа был и генерал Гейман.
Эрзерум взят не был. Но согласно условиям перемирия 11 февраля 1878 г. был на полгода передан русским.
Глава VIII
Падение Плевны развязало руки русской стратегии. Освободившиеся под Плевной 130 тысяч русских позволяли нанести Турции решительный удар. Но наступала зима. Войска отдыхали. Солдаты, греясь у костров, были сумрачны и усталы. Расположившийся невдалеке казачий табор тоже был невесел. Всех волновал один и тот же вопрос – какие меры предпримет командование в ближайшее время.
– Верно ли, ваш бродь, сказывают, что скоро пойдем за Балканы? – спрашивают казаки у командира.
– Пока не знаю, но возможно, – ответил сотник. – Командование собирает силы.
– А что, так одни и будем вести войну? – снова задали вопрос сотнику.
– Как одни. Нам же помогают румыны, а сейчас, говорят, на помощь идет сербская армия.
– Ну, тогда турку конец! – сказал старый казак, отодвигаясь в сторону.
– Не хотите ли с нами пообедать? – пригласили сотника казаки, показывая на раскрываемые кашеварами термосы.
– А что ж, с удовольствием. Не помешаю, братцы? – спросил сотник казаков.
– Садитесь вот туточки, ваш бродь, – отодвигаясь, в один голос повторили приглашение казаки. Один из них подал ему деревянную ложку, и сотник стал с удовольствием есть густо наперченный и действительно вкусный бараний суп. Он медленно пережевывал мясо, куски затвердевшего хлеба и осмысливал то, о чем говорили сейчас казаки.
– Знатный суп сготовили ваши повара, – отдавая котелок, похвалил сотник.
Казаки после сытного обеда покуривали, с удовольствием глядя на обедавшего с ними офицера.
– Спасибо, братцы, за обед. Накормили, так накормили, – поблагодарил еще раз сотник и пошел к видневшемуся вдалеке командиру полка.
А в ставке Великого князя Николая Николаевича шло совещание. Об остановке кампании до весны не было и речи.
Главнокомандующий отдает приказ о безотлагательном переходе через Балканы:
«Западному отряду генерала Гурко перевалить через Этропольские Балканы, – писал он в приказе. – Разбить Софийскую турецкую армию и выйти в тыл туркам у Шипки, облегчив тем самым переход отряду Радецкого. Отряду генерала Карцева перейти Балканы у Трояна после перехода Гурко. Отряду Деллинсгаузена, – предписываю, – перейти Балканы у Твердицкого перевала. А Рущукскому пока оставаться на месте.»
Отряд генерала Гурко, доведенный до 60 тысяч человек при 318 орудиях, уже в начале декабря стал собираться на исходной. Среди местных жителей распространился слух, что русские, несмотря на суровую погоду, готовятся идти на помощь их братьям через Балканы.
13 декабря, в жестокую бурю и метель, полки отряда двинулись в поход за Балканы.
– Куда же вы в такой холод? – спрашивали болгары у солдат. Но те молчали. А Гурко, стоя под кручеными хлопьями снега, которые нес неистовый ветер, напутствовал их:
– Враг никак не ожидает нас, застанем же его врасплох. Дадим последний урок туркам, чтоб не смели впредь зариться на Россию.
В серой мгле еле различался русский отряд, в котором шли вперемежку солдаты, казаки, кони которых шли под вьюками. Люди несли на себе кроме оружия довольствие на шесть дней, кони несли боезапас и четырехорудийную батарею.
Местные жители с ужасом смотрели на выступление русских войск, а они шли и шли по заваленной сугробами дороге, переходящей невдалеке в обычную тропу. Особо опасным для этого каравана был снежный буран, заметавший еле обозначенный край пропасти, рядом с которой вилась дорога. Ветер словно перебрасывал снег с вершины на вершину, его порывы были гибельны. Уже на небольшой высоте в буране смешивались горы и небо. Люди не знали, куда ступить, и часто доверялись чутью лошадей, идущих узкой тропой, еле видимой и при ясной-то погоде. То и дело приходилось останавливаться. Лошади, навьюченные сверх меры, выбивались из сил. Их ноздри хватали разряженный воздух, а ввалившиеся от трудного пути бока ходили, словно кузнечные меха.
