– С этой крепостью турки в Москве уже всех достали, – сказал князь.
– Что, поперек горла стала?
– Наверное. Наши турецкие дела до того запущены, что в любое время может вспыхнуть война, а Персия может ее не допустить.
– Да, турки и здесь нахальничают, – вступил Хворостинин. – Всячески подстрекают горцев против нас, а сейчас провоцируют против нас Шавкала Тарковского. – Тем более нужен мир с Персией, и я его непременно привезу, – горячо говорил князь. – Но и тебе, Андрей Иванович, придется здесь поработать. Шамхала Тарковского надо усмирить.
– Сил-то у тебя хватает?
– Пока да. Мне очень помогают вольные казаки.
– Против них тоже – такой сыр-бор? Но царь и Годунов не думают Турции уступать, – заметил Звенигородский.
– Я не знаю, что бы и делал без казаков, – делился с князем воевода. – Если казаков на Тереке и на Гребнях не будет, то Терскому городку будет большая теснота.
Весь вечер и часть ночи прошли у них в беседе, за чепуркой вина. Звенигородский, хорошо знавший и уважающий Хворостинина, старался мягко и деликатно передать ему обстановку в Москве, волю царя и политику Годунова.
– Посмотрите, нет ли там соглядатаев, – показывая на дверь, сказал князь своим охранникам. Те вышли. А на завтра в реке нашли труп дьяка Тулупьева. Оставшись одни, они продолжали беседу.
– Ну, рассказывай, что там, в Москве? – спросил князя воевода.
– Федор вверил кормило власти Верховной думе. Но первенство в ней с помощью своей сестры занял Годунов.
– А говорят, он в Думе сидит четвертым.
– Это было раньше. А после смерти Никиты Романовича Юрьева он убрал князя Ивана Федоровича Мстиславского, обвинил его в заговоре и сослал в обитель Кирилловскую.
– А кто же сейчас.
– Теперь у трона один Годунов, все остальные сидят подальше.
– Прямо-таки один?
– Нет, конечно. Он еще мирится с Иваном Петровичем Шуйским, который имеет друзей в Думе и приверженцев в народе. Но это видимость.
И действительно в Кремле тогда уже знали, что Борис Годунов оставляет Федору только имя царя. Сам же явно самовластвовал и величался перед троном, закрывая своим надмением слабую тень венценосца.
В сие время Годунов в глазах России и всех держав, сносящихся с Москвой, стоял на высшей степени величия, как полный властелин царства, не видя вокруг себя ничего, кроме слуг, безмолвных или громко славословящих его высокие достоинства, не только во дворце Кремлевском, в ближних и в дальних краях России, но и вне ее, перед государями и министрами иностранными. Знатные сановники так изъяснялись по данному поводу: «Борис Годунов есть начальник земли, а она ему вся приказана от самодержца и так ныне устроена, что люди дивятся и радуются».
Глава IX
В станице
1
Через несколько дней в предрассветной тьме из крепости вышел посольский отряд и, держа направление по Тереку, исчез в тумане. Он направился в станицу Червленную, где находился штаб Гребенского войска.
Когда оказия въехала в станицу и земляные валы и засыпанные щебнем плетни остались позади, было уже около семи часов. Уходящее солнце золотило степь, и его закатные лучи багровым светом заливали станичные крыши.
Возок, в котором ехал князь Звенигородский, обогнал шедших вразвалочку стрельцов и первым въехал в ворота станицы.
На кургане, у пыльной дороги, играли босоногие казачата. Возле плетней стояли хозяйки, с интересом поглядывая на прибывших.
– И что это за движение в последнее время? Одни в Россию, другие из России, – делились они меж собой.
Квартирьеры развозили приехавших по местам ночевки. Станица, обнесенная валом и плетеными изгородями, лежала перед ними. Дымок вился над хатами, приятно пахло борщом и печеным хлебом.
У атаманского дома кучер остановил возок, и князь Звенигородский ступил на землю.
– Рады приветствовать вас, Ваше степенство. Добро пожаловать на нашу землю, – приветствовал его атаман.
– Здорово, здорово, вольница, – добродушно отвечал ему посол, подавая руку. Взгляд его оживился, блеснули белые зубы, и улыбка осветила лицо.
– Сотню для вашего сопровождения я уже подготовил. Поведут вас казаки знающие, – продолжал докладывать атаман.
– Добро, добро, казаче! – произнес князь, здороваясь обеими руками с атаманом. – Верно говорит государь – гребенцы нам тут подмога. Да и воевода терский вами не нахвалится.
Атаман перекрестился. А князь стал его расспрашивать о житье-бытье. И долго бы они продолжали разговор, но подошла хозяйка.
– Не пора ли нам повечерять? – спросила она, глядя то на мужа, то на посла.
– Это ты верно сказываешь, мать, люди с дороги. Давай потчевай.
– А вы идите в дом, я сейчас вам фазанины да супу подам! – обратилась она к князю, обезоружив его красотой.
В это время с Терека повеяло холодком. Сизая туча поползла по небу, захватывая горизонт.
– Дождем запахло, – заметил князь.
А туча еще ниже спустилась над станицей. Стало темнеть.
– Ох, батюшки, пронесло бы мимо, а то гляди, какая туча-то злая! – причитала хозяйка, глядя на мрачно нависшую тучу.
– Града б не было, – сказал атаман.
– Вот-вот, я того-то и страшусь. В позапрошлом лете, спаси Христос, аж с яйцо куриное падал. И скотину, и хлеб побило, – крестясь, говорила хозяйка. – А вы заходите, заходите, я ужин уже поставила.
Вскоре в просторной комнате атаманского дома князь с сопровождающими трапезничали и вели непринужденную беседу.
– Турки опять требуют снести Терский городок, – вспомнил он. – Да и острог на Койсу им не нравится. Каково ваше мнение?
– Хватит, два раза уже сносили, чего на поводу у басурман идти.
– А на месте острога они хотят свою крепость поставить. Это нам кумыкский лазутчик сообщил.
– Ну и пройдохи, нас хотят отсюда вытеснить, а сами укрепиться, – усмехнулся князь. – И в этом прав Хворостинин.
Он доел фазанью грудку, выпил чихирю и сказал:
– Выступать будем послезавтра, рано утром. А сейчас спать.
Где-то в горах гремел гром, блескали молнии, а притихшую станицу гроза в этот раз обошла стороной.
2
А в другом доме угощали хорунжего Гладкова, прибывшего с посольством из Терской крепости.
Степан еще издали увидел свой дом. Над трубой кухни-летовки поднимался дым. «Ох, как долго меня не было дома», – про себя подумал казак, когда зашел во двор. Он обошел двор, заглянул в колодец, покачал журавль’. У плиты показалась его жена Марфа. За время его отсутствия она стала стройней и даже похорошела. Она, присев у печки на корточки, закладывала туда мелко нарубленный хворост. Готовился ужин. Как только Степан умылся с дороги, его позвали к столу.
