Когда мимо гостей ровными рядами на своих сытых резвых конях пошли гребенцы и терцы, Воронцов спросил у Потемкина:
– С Мансуром покончили?
– От Кизляра его отбили, а под Моздоком наголову разбили, – ответил тот.
– А где же он сейчас?
– Мансур, несмотря на это поражение, не унялся. Он убежал за Кубань и с помощью турок, занимающих крепости по черноморскому берегу, поднимает на русских закубанских горцев.
– Не забывайте, его обязательно надо унять, – подчеркнул Воронцов.
– Да уж куда забывать. Светлейший это постоянно держит на контроле, – ответил Потемкин. – Мне бы только встретиться с Мансуром, и я выполню волю светлейшего.
В это время стоголосый казачий хор ударил песню:
Не орел под облаками высоко летает, —
То штандарт над казаками гордо развевает,
Точно пулей роковою, давши свист протяжный,
Мчится в бой с степной ордою
наш казак отважный.
Наш казак не верит в горе,
– удаль в нем сызмалу!
Что ему в колено море, Русь давно узнала.
Песнь услышав удалую, он взорвется к бою, —
За царя и Русь святую ляжет головою.
С четырех сторон раздались пушечные залпы. В Екатеринограде началось праздничное гулянье.
Но вскоре из Петербурга последовало указание наместнику в первую очередь заселить тракты от Царицына до Линии и от Линии до Черкасска – столицы войска Донского. На этих трактах Маджарском и Черкасском велено было построить почтовые станции через 15–20 верст, иметь на них постоялые дворы для отдыха воинских команд, караванов с военными грузами, господ, едущих на Линию и дальше в Закавказье.
И вновь под руководством П. С. Потемкина закипели работы. В Сергиеевке, что южнее Алек-сандровска, поселили 250 отставных солдат, восточнее крепости Павловской в с. Сабля – 100 и 150 восточнее Малки.
Переселенцы из центральной России построили на тракте села: Медвежье, Преградное, Летницкое, Безопасное, Ново-Троицкое, Донская Балка, Ореховка, Грушевская. Желающих переселиться было много, но селили не всех, а лишь тех, у кого в семье было не менее четырех человек взрослых, непременно было две лошади и телега, так как, кроме работы в своем хозяйстве, они должны были выполнять дорожную повинность, содержать в исправности мосты, переправы, выставлять лошадей для перевозки вещей – военных команд и арестантских партий. Переселение шло вовсю, и к 1790 г. в Кавказской губернии будет уже 34 поселения с населением около 40 тысяч душ.
Но неожиданно П. С. Потемкина отзывают с Кавказа. Сообщалось, что он пожелал отправиться в действующую армию под Очаков – помогать воевать своему троюродному брату Григорию Александровичу Потемкину, ставшему генерал-фельдмаршалом и президентом Военной коллегии.
Так это было или иначе, но ходил и такой слух. Когда в Персии шах и ханы из-за власти стали свергать и резать друг друга, Потемкин плеснул масла в огонь вражды: кое-кого из молодых ханов обнадежил, что в нужный момент поможет. Два брата хана, потерпев поражение в борьбе за власть, через Каспийское море решили бежать в Россию. Старший отправился в Астрахань, а младший Сали-хан пристал на шаланде в устье Терека, надеясь найти приют в Кизляре.
– Что делать? – запросил наместника комендант. – Как поступить?
– Принц окружен телохранителями и везет с собой драгоценности, – сообщал он.
Чтобы скрыть связи с заговорщиками в Персии и замести свое подстрекательство, Павел Сергеевич дал указание: принца и свиту потопить, а драгоценности – России. Так и было сделано. Драгоценности привезли в Екатериноград. Глаза наместника при виде их разгорелись, и он часть их утаил. Бриллианты он подарил молодой жене
[25], а то, что осталось, отправил в Петербург.
Но обо всем этом прознал генерал-фельдмаршал князь Потемкин и заставил его написать прошение императрице о желании участвовать в войне с турками. Так алчность зачеркнула все доброе, что им было сделано. Его проект «Создания самостоятельного управления на Кавказе» приписали обер-прокурору сената князю Вяземскому, план заселения Предкавказья государственными крестьянами присвоила Коллегия внутренних дел во главе с графом Кочубеем. Развитие дружественных связей с народами Кавказа, в частности заключение Георгиевского трактата между Россией и Грузией – это якобы дело светлейшего Григория Александровича Потемкина.
После отбытия Павла Сергеевича на фронт, командующий на Линии и офицеры штаба сразу ополчились на его любимое детище – Екатериноград.
– Не пригоден он для губернского правления, – сообщал в столицу командующий.
– Нет квартир для чиновников, далеко отсюда до сел, станиц и уездных городов, а за рекой Малкой сразу горские аулы, готовящиеся к нападению, – в один голос твердили офицеры.
Доводов приводилось много, и сенат распорядился перевести губернское управление в Астрахань, а временную штаб-квартиру иметь в Георгиевске. Позднее упразднили и правление Екатериноградского уезда, передав эти функции Моздоку и Георгиевску. Потемкин в Очакове возмущался:
– Да разве можно Кавказское губернское управление переводить в Астрахань?
И действительно, руководство губернией сразу ослабло. Чиновники ездить на Линию стали все реже. Оперативно решать вопросы заселения новой линии крестьянами и казаками было нельзя. Да и в Петербурге забеспокоились, что это может сократить сбор налогов в казну и расстроить финансы.
Но новый главнокомандующий на Кавказе генерал Гудович, заменивший Потемкина, убедил императрицу в целесообразности переселения. Она повелела снять все ограничения.
Перед отъездом П. С. Потемкина с Кавказа произошло еще малозаметное, но знаменательное событие. Большое количество запорожцев, разогнанных в 1775 году из Днепровской Сечи и ушедших было в Турцию, при начале войны возвратились в русские пределы и попросили позволения поселиться в Прикубанье. Им это было позволено, и переселившиеся запорожцы образовали из себя Черноморское казачье войско. Новым поселенцам было оказано высокое доверие, они получили много льгот и с первых же дней стали оправдывать возложенные на них надежды. Первым кошевым атаманом черноморцев стал знаменитый Хорько Чепега, впоследствии генерал-майор, с не менее знаменитым войсковым писарем Антоном Головатым.
Черноморские казаки стали верным оплотом русского могущества на Кубани и Черноморском побережье – настолько надежным, что правый фланг общекавказской военной линии явился как бы самостоятельно действующим, и центр тяжести всей борьбы с воинственными кавказскими племенами стал переходить на левый фланг.
В русско-турецких войнах того времени терцам пришлось не раз побывать в турецком Закубанье и между прочим три раза под сильной турецкой крепостью Анапой. Первое их появление произошло в 1788 году под руководством генерал-аншефа Текели и носило характер усиленной рекогносцировки. В этом походе принимали деятельное участие моздокцы, волкцы, терцы и гребенцы, особенно отличившиеся в бою с турками и черкесами под предводительством Мансура в верховьях реки Убыни. Разгром противника был полный, но Мансур опять успел спастись от плена и укрылся в Анапе. Ранней весной следующего года генерал Бибиков с отрядом попытался овладеть Анапой, но поход оказался крайне неудачным. Только через два года генерал Гудович с отрядом в десять тысяч человек осадил Анапу и взял ее штурмом. Не спасли крепость ни особо выгодные природные условия, ни образцовые оборонительные укрепления с мощной артиллерией, ни фанатически настроенный пятнадцатитысячный гарнизон.
