– У вас в казачьем батальоне, что все такие умные? Что ты мне идиотские вопросы задаешь? Хрен его знает, кто тут последним будет проходить… Сориентируешься по обстановке.
Но тут уперся майор Астахов.
– Я машины на дороге считать не собираюсь. На то вы и штаб, чтобы спланировать, кто и как будет проходить. Дать нам время. А то при таком подходе на этих четырех километрах можно рогами упираться до морковкина заговенья.
Подполковник свирепо уставился на майора.
– Может, ты, комбат, и задачу выполнять не будешь?
Это прозвучало внешне смиренно, но за этим смирением таилась угроза.
– Нет, почему, – ответил комбат, – буду. Но я доложу выше, что такой постановкой задачи не удовлетворен и попрошу уточнить некоторые моменты.
– Хорошо, через час получите уточненные данные и план дальнейших действий, – произнес подполковник, поглядывая на часы.
И действительно через час штаб батальона получил частоты и позывные и даже порядок прохождения войсковых колонн.
– Теперь все понятно? – спросили по рации из штаба.
– Все!
– Ну, счастливо! Выдвижение начать через час.
В течение этого часа, пока батальон готовился к маршу, майор Астахов со штабом уяснили задачу, довели ее до командиров. Энтузиазма задача не вызвала. В нескольких десятках километров расположился населенный пункт под названием Старый Ачхой. Его облюбовали и успешно там размещались дудаевские боевики. Они с фанатическим упорством всеми доступными средствами обстреливали любые дерзнувшие проехать по их территории колонны, будь то танковая или пехотная – неважно. Долбили, прямо сказать, не без искусства. Творчества и инициативы у них было хоть отбавляй. Так вот, отмеренные четыре километра как раз проходили вблизи этого села. Компания обещала быть нескучной, общество – радушным и гостеприимным.
Пока батальон преодолевал всяческие объективные и субъективные трудности, погода как-то незаметно испортилась, и пошел сначала мелкий, а потом все усиливающийся дождь. Дороги раскисли. Жидкая грязь покрывала сначала подошвы сапог, потом носки, а через два часа все ходили в ней уже по щиколотку. Так батальон продвинулся еще на несколько километров. Дождь уже стоял сплошной стеной, дороги утратили свои очертания, местами на участке до 150 метров сплошь покрылись водой. Все были мокры, а согреться или обсушиться было негде. Палатки даже и ставить не стали – бесполезно.
– Размещаться на отдых по машинам, – приказал комбат.
Выставили караулы, оседлав близлежащие высотки. Холодно, грязно, мокро, противно. А что тут сделаешь!
Оживление внес хозяйственный взвод батальона. Руководимые казаком Гевлей, поварята в рекордно короткий срок вскипятили чай, а пока проголодавшийся батальонный народ грыз сухари, запивая их обжигающим напитком, сварили и раздали всем по порции восхитительно вкусной гречневой каши с мясом. Все наелись, согрелись. И погода вроде стала казаться не такой гнусной, и дождь не таким сильным, и грязь вроде перестали замечать. Немного же человеку для счастья надо!
Закурили, и пошли разговоры.
– Сколько еще продлится эта война? – задумчиво спросил один из казаков.
– Да, брат, скорее бы пришел ей конец. И как это Дудаеву удалось увлечь за собой столько народу? – вопросом на вопрос ответил ему второй.
К казакам подошел заместитель Астахова по воспитательной работе.
– На хитрую политику Дудаева клюнули многие, – присаживаясь к казакам, вступил он в разговор. – Это и старики, которые не разбираются в политике, и испытавшие на себе депортацию, это и сегодняшняя малограмотная молодежь, религиозные фанатики. Генерал внушил им: «Если Чечня отделится от России и получит возможность распоряжаться своей нефтью и другими богатствами, то мы сможем не работать и жить в полном достатке, как в раю». Значительную помощь в укреплении позиций Дудаева оказали некоторые российские журналисты и так называемая Конфедерация народов Кавказа, которые баламутили народ, заварили эту кашу, а теперь замолчали и растаяли, как снег весной. Но здравомыслящая часть чеченского народа поняла этот обман и ведет против режима Дудаева борьбу всеми доступными средствами.
– А как удалось разделить Чечено-Ингушетию? – задали вопрос офицеру.
– Разделить Чечено-Ингушетию на две части, оказывается, тоже кому-то очень нужно. Дудаеву и Кодзоеву очень хотелось стать царьками двух государств, или это нужно было кому-то третьему с далеко идущими планами – вот и разделили. «Общенациональный конгресс чеченского народа» во главе с Дудаевым и ингушская партия «Нийхо» во главе с Кодзоевым, не спросив народ, по своей прихоти, разделили республику – как разделили Советский Союз три человека, тоже не спрашивая у народа, хочет он этого или нет.
На офицера посыпались новые и новые вопросы.
– Почему наши войска оставили в Чечне тысячи автоматов, патронов, много бронетехники и пушек?
– Почему Дудаев спокойно летает самолетом в другие государства и ругает там Россию?
– Когда старых людей обижали, насильно забирали у них дома и квартиры, убивали и грабили их, не только русских, но и других, в том числе и чеченцев, не один из руководителей России не сказал в их защиту ни одного слова. Почему?
В воздухе повисла тишина. А потом последовал ответ:
– Почему? Да потому, что нефтедоллары, деньги, вырученные от продажи оружия и наркотиков, и далеко идущие политические планы им были дороже, чем свой народ, – как бы ответил за всех пожилой казак Илья Зазуля.
Еще долго бы говорили казаки. Но по батальону объявили команду: «Отбой».
Ночь прошла спокойно. К утру дождь ослаб, стал нудно моросящим. Но дело он свое уже сделал. Колонна, начав движение, еле ползла. На подступах к Старому Ачхою батальон как-то лениво и нехотя обстреляли, казаки ответили. Обстрел внес некоторое оживление, но против ожидания мимо Ачхоя батальон прошел без особых проблем. Насквозь промокшее, покрытое громадными лужами, частично разрушенное село казалось вымершим.
– Пронесло, – говорили казаки замыкающего охранения.
Приступили к освоению отведенного рубежа. Разобрались с зонами, участками ответственности, секторами обстрела боевых машин, минометчиков, пулеметчиков, гранатометчиков. Взвесили все возможности.
Одно тревожило: неизвестно было, сколько стоять.
Выставили посты, и комбат доложил о занятии участка и готовности пропуска колонн.
Последовал лаконичный приказ: «Ждать!».
К вечеру подул ветер, разогнал тучи, дождь прекратился. За какой-то час погода стремительно изменилась. Кругом стало пронзительно ясно, хотя заметно похолодало.
Вот тут-то мысли комбата опять вернулись к Ачхою. Было непонятно, почему им так легко дали пройти село. Батальон, растянутый по дороге, представлял собой лакомый объект для нападения. Он вспомнил, что за все время, пока рекогносцировал местность, определяя зоны, участки, сектора, нигде не мелькнуло ни живой души. Это подчеркнуто демонстративная опустошенность и омертвленность будили смутное чувство тревоги.
