Столь же лапидарно сообщали потом о гибели Непенина и советские историки, вольно или невольно повторяя акт убийства, ибо имя, преданное забвению, подобно телу, преданному земле. Лишь у Валентина Пикуля в «Моонзунде» отыскал я сцену убийства адмирала, но и она не более чем информация Григоровича, развернутая в живописный эпизод.
РУКОЮ ПИСАТЕЛЯ. «Вместе с дежурным по штабу лейтенантом он пошел пешком. Снег хрустел под ногами. Светило солнце. Слегка подмороживало.
- Скоро весна, - со вздохом сказал Бенклевский.
- Будет и весна, - неохотно отозвался Непенин.
Флот у него отняли.
- И не жалею! - сказал Непенин с яростью. -Флот уже развален. Его можно сдавать на свалку. Корабли небоеспособны.
Они дошли до ворот порта. Группкой стояли матросы. А за воротами плотной стенкой сгрудилась толпа обывателей. Когда Непенин обходил гельсингфорцев, раздались выстрелы - в спину!
Он упал. Смерть была мгновенной… Из открытого рта Непенина, сильно пульсируя, толчками выхлестывала кровь. Адмирал был здоровяк, полный телом, и кровь обильно залила снег».
Принтограмма № 8
«Я не поверил ушам своим, когда услышал в вестибюле «Фении» новость, пригвоздившую меня на месте: Непенин убит.
Я еще ничего не знал - как убит, кем, почему, но с дрожью душевной ощутил сразу же: то рука Провидения. И еще понял молниезарно - спасен! Гробовая плита, гробовая плита, давившая все эти дни на живую мою грудь, сползла в сторону.
Спасен!
Я бросился в вокзальную толчею узнавать подробности, но никто толком ничего не знал. Судачили про матросов с «Гангута», про германского агента, стрелявшего с проезжавшего автомобиля, поминали Савинкова, большевиков, уголовников… Вечерняя газета тоже не внесла ясности. Но мне это было только на руку.
Утром я сообщил в Берлин условным способом о выполнении задания и взял билет до Ниоклайштадта, откуда перебрался через залив в Швецию и с первым же германским пароходом - на сей раз это оказался ледокол «Рюген» - прибыл в Засниц.
В Берлине мой отчет выслушала целая коллегия разведывательного ведомства. Меня поздравили с удачей и даже отвалили символическую сумму - и разрешили наконец повидаться с семьей, предупредив, впрочем, что отпуск мой не затянется.
Тереза встретила меня потрясающей новостью: у Рюрика проклюнулся первый зубок! Я сбегал к раушенскому ювелиру и купил серебряную ложечку. На ней был чей-то вензель: «A. N.». Эту вязь можно было прочитать как угодно. Но в голову мне пришло одно: Адриан Непенин.
С тех пор как я взял на душу грех несовершенного убийства, это имя преследовало меня повсюду…»
Глава девятая
КТО УБИЛ АДМИРАЛА?
Санкт-Петербург. Февраль 1992 года
«…И кровь обильно залила снег». На этом, собственно, и кончилась моя рукопись об адмирале Непенине, если не считать небольшого постскриптума насчет того, что никакого официального расследования убийства комфлота Временное правительство не проводило, а все было списано на гнев революционных масс против адептов старого режима.
- Так вы полагаете, что никакого расследования по делу Непенина не проводилось? - спросил Оракул, когда я зашел на Садовую, чтобы забрать свою папку.
- Я не нашел в архивных описях даже упоминания о подобном расследовании, - сказал я в свое оправдание.
- И не найдете! - подтвердил Веди Ведиевич. - Потому что оно и в самом деле не проводилось… Никто не искал убийцу. Никто не опрашивал свидетелей. Никто. Кроме вашего покорного слуги.
Он вытащил из коробки с надписью «Геркулес» (свои дискеты он прятал от чужого глаза в картонках из-под печенья, обуви, пакетированного чая) квадратную черную пластинку и вставил ее в дисковод, пальцы его пробежали по клавишам, и на экране монитора возник заголовок: «Свидетельские показания по убийству командующего Балтийским флотом вице-адмирала А.И. Непенина.
Показания трюмного инженера-механика с линкора «Полтава» лейтенанта И.А. Волхонского.
Показания флаг-офицера командующего флотом лейтенанта П.И. Тирбаха.
Показания начальника Воздушной дивизии контр-адмирала Б.П. Дудорова.
Показания вдовы адмирала - О.В. Непениной.
Показания старшего лейтенанта М.В. Гамильтона.
Показания капитана 2-го ранга Г.К. Графа.
Показания матроса с линкора «Павел I» Н. Ховрина.
Показания матроса береговой минной роты П. Грудачева».
Восковые пальцы Оракула прошлись по клавиатуре, принтер заверещал, словно сверчок, покрывая листок строчками.
- Итак, - вздохнул Веди Ведиевич, - в канун того рокового дня сигналом с «Кречета» дежурным кораблем на свеаборгском рейде был назначен линкор «Полтава». Послушаем двух офицеров с этого корабля: старшего артиллериста старлейта Четверухина и трюмного инженера-механика лейтенанта Волхонского. Вот что сообщает нам Четверухин.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «На «Павле» замигал белый клотиковый огонь, адресованный «Петропавловску», с призывом: «Расправляйтесь с неугодными офицерами! У нас офицеры арестованы!» Матросы, среди которых были и телеграфисты, расшифровавшие призыв с «Павла», сразу помрачнели. Неожиданно из толпы раздался истерический выкрик: «Братцы, надо крови!» Там возникла какая-то возня, и мимо меня провели яростно отбивающегося, бледного, с безумными глазами матроса, который, как выяснилось позже, оказался кочегаром. Спустя некоторое время его «от греха» списали с корабля. Командир, желая, очевидно, разрядить обстановку, обратился к команде с краткой речью:
- Полтавцы! Никого из постороннего на борт корабля не пускайте, так как могут быть непредвиденные провокации. Помните о взрыве и гибели линейного корабля «Императрица Мария» в Севастополе!
В кают-компании далеко за полночь офицеры обсуждали события минувшего дня.
Непенин не спал уже двое суток. Напряженно работал, а в немногие свободные минуты ходил по своему кабинету на «Кречете» и на советы флаг-офицера капитана 1-го ранга Ренгартена прилечь отдохнуть неизменно отвечал своей обычной отговоркой: «Думать-то надо!», обдумывая, очевидно, что ему делать в создавшейся сложнейшей обстановке. И только в свое последнее утро прилег и забылся на час. Будучи грубоватым в обычной жизни человеком, он никогда не допускал барского высокомерия в отношении к матросам и, зная характер русского человека, говорил с ними с грубой прямолинейностью простого мужика, чем, очевидно, импонировал многим из них. Буквально за несколько часов до трагического конца команда «Кречета», выслушав его выступление в связи с начавшимся восстанием, кричала «ура» своему адмиралу и качала на руках. Спустя два часа после трудной встречи с выборными депутатами команд кораблей и береговых частей он добился спокойствия. Правда, потом с «Павла», ставшего штабом восстания, была послана радиограмма: «Смерть тирану! Никакой ему веры!» Какой же Непенин тиран? Ведь за шесть месяцев своего командования флотом им был издан только один строгий приказ о необходимости соблюдения уставной дисциплины. Вот Вирен - настоящий тиран. Мы считали, что убийство Непенина было политическим актом. Руководителей восстания насторожило его выступление перед депутатами команд, после которого на многих кораблях и в частях наступило спокойствие, что свидетельствовало о сохранении им своего авторитета. Испугала их, вероятно, та часть его выступления, в которой он говорил, что виновные в убийстве офицеров будут привлечены к ответственности. И тогда его решили убрать. Сперва выразили недоверие, а затем угробили».
