Теперь об интересующих Вас офицерах.
Иван Иванович Ренгартен по заключении Брестского мира оставил действующий флот и перевелся в Питер преподавателем Морской академии по кафедре «История морских войн». Одновременно был редактором оперативного отдела комиссии по исследованию опыта войн 1914-1918 годов на море.
«В ночь с 13 на 14 января с.г. (1920. - Н.Ч.), сообщал прочувственный некролог в «Морском сборнике», скончался от сыпного тифа преподаватель Морской академии, редактор оперативного отдела исторической комиссии Иван Иванович Ренгартен. Заразился он в вагоне Николаевской железной дороги, возвращаясь из командировки.
В лице его флот потерял выдающегося работника.
…Такая разнообразная деятельность, а также трудные условия переживаемого времени подломили и без того слабое здоровье Ивана Ивановича. Здоровье свое и раньше он не щадил для службы и несколько раз был принужден из-за слабых легких от последствий ранения и начавшегося туберкулеза лечиться в санаториях, причем отправляли его всегда для лечения в горизонтальном положении, чуть не насильно, - лично Иван Иванович никогда не хотел долго лечиться, считая служебный долг выше всего. Это сознание долга заставило его принять предложение Морской академии на командировку в Москву, несмотря на недомогание, результатом которого явилась легкая восприимчивость к заражению и последующая затем его гибель.
…В заключение следует заметить еще, что Иван Иванович обладал большим талантом в области художественной графики, в которой находил большое удовлетворение после своей разнообразной и плодотворной деятельности. Из его работ в этой области следует указать на помещенные им иллюстрации «Морской транспорт всех времен и народов» в журнале «Балтийский морской транспорт», а также виньетки к другим разделам того же журнала. Кроме того, самой капитальной частью его работы в этой области была иллюстрация финской поэмы «Калевала», 9 первых эскизов которой были помещены на выставке дворца искусств в 1919 году. Остается пожалеть, что эта работа, согласно намеченному плану долженствовавшая состоять из 28 эскизов, не была им доведена до конца, так как, нет сомнений, она составила бы ему имя как художнику.
Спи спокойно, Иван Иванович, флот, на службу которому ты отдал все свои силы, тебя не может забыть».
Некролог подписала не «группа товарищей», а боевой офицер, цусимец, капитан 2-го ранга Дмитрий Ростиславович Карпов-2-й, расстрелянный Сталиным в тридцать восьмом.
Учитесь писать некрологи, молодежь!
Вдова Ренгартена Елена Александровна с двумя сыновьями, Дмитрием и Алексеем, эмигрировала во Францию. Скончалась в Париже, пережив мужа на тридцать два года.
Капитан 2-го ранга Федор Юрьевич Довконт. После большевистского переворота остался в Литве, где дважды был министром обороны, доцентом географии, преподавал в Ковенском (Каунасском) и Виленском (Вильнюсском) университете. Генерал-лейтенант литовской армии. Кавалер ордена Почетного легиона. Перед второй мировой войной был посланником Литвы в Аргентине, где остался после прихода Красной Армии в Литву, став, таким образом, дважды эмигрантом.
Скончался 10 апреля 1956 года. Умер от разрыва сердца во время выступления на собрании хорватов-эмигрантов в Аргентине. Похоронен в Буэнос-Айресе, с русским морским кортиком, под Андреевским флагом и литовским триколором.
Не могу вам точно сказать, что стало с князем Черкасским. Известно мне только, что летом 1917 года он был произведен в контр-адмиралы. Большевикам служить не стал, войдя в оппозицию первому красному адмиралу Модесту Иванову вместе с другими видными адмиралами - графом Капнистом, Развозовым, Паттоном, Тимиревым и Старком…
Небезынтересна судьба непенинского «Кречета». Из Гельсинфорса «Кречет», построенный в Англии двадцать девять лет назад, перегнали в апреле 1918 года в Кронштадт. А в 1926 году спустили Военно-Морской флаг и «уволили на гражданку». Каким-то чудом 40-летний ветеран (в человеческом измерении столетний старик) добрался на край света, во Владивосток, и там нес портовую службу до начала новой войны. В 1941 году «Кречет» мобилизовали, и он стал плавбазой ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения) Тихоокеанского флота. В каютах Непенина, Черкасского, Ренгартена и Довконта жили водолазы.
В апреле сорок второго 53-летний трудяга настолько износился, что решили не тратиться на капремонт, а списать его из корабельных списков военного флота вчистую.
Во второй раз сполз с его гафеля бело-голубой флаг. Но вместо кладбища повлекся он в грузовой рейс аж в Гонконг, где и затонул на рейде во время обстрела японской артиллерии. Случилось это 14 декабря 1942 года.
Быть может, когда-нибудь в книжной серии «Жизнь замечательных кораблей» появится повесть о превратной судьбе этого парохода, рожденного в Англии, возившего грузы Финляндии, воевавшего в русском флоте против немцев и погибнувшего в гонконгских водах от японского снаряда.
Мир праху твоему, «Полярис»-«Кречет»!»
Так случилось, что сын одного из названных Оракулом адмиралов, ярославский протоиерей Борис Георгиевич Старк, снабдил меня адресом сына князя Черкасского - Бориса Михайловича, жившего по той же Северной железной дороге, в подмосковных Мытищах. Списались, созвонились, встретились…
Кто бы сказал, что этот приземистый неприметный человек в простецком плаще от «Мосшвеи» - сын царского адмирала, потомок древнейшего княжеского рода, корнями уходящего в Кабарду и даже в Египет. Разве что от седоватых волнистых волос веяло Востоком, да мягкие манеры не по-советски светского человека выдавали породу.
«Отец пережил Непенина чуть больше года. Его убили петлюровцы летом восемнадцатого под Белой Церковью… - рассказывал он. - Я только что родился, и он приезжал из Питера посмотреть на первенца… Так что папу я знаю только по фотографиям».
Детское слово «папа» в устах семидесятилетнего человека прозвучало несколько неожиданно. Борис Михайлович приоткрыл папку, и я впервые увидел героя своих строк.
СТАРОЕ ФОТО. Коренастый, гладко причесанный, с пробором, каперанг с чуть приметными, как у сына, чертами южанина, с коротко стриженными усиками, смотрел с потускневшего снимка умно и печально. Попробуй скажи, глядя в это лицо, что человек не предчувствует свою смерть… Их было пятеро на этом снимке. Пятеро князей Черкасских, снятых в разных ракурсах. Фотошутка мастера. О, эти игры с меркнущим серебром, светом и временем…
Борис Михайлович не стал моряком, но отцовское море вошло и в его жизнь, когда в сорок первом и сорок втором студентом Политеха ремонтировал он в Кронштадте боевые корадли.
Только потом я понял, что стояло за этим непритязательным житейским фактом, только потом - со второй ли, третьей встречи - догадался, почему так сдержанны его рассказы о прошлом, так напряженно-осторожны каждая фраза, каждое движение. Какой нечеловеческой мудрости, звериного чутья, какой остроты инстинкта самосохранения стоили ему и этот студенческий билет, и работа на военном заводе, и вся последующая его инженерная карьера, его самая обычная человеческая жизнь - мужа, отца, деда, - чтобы выжить, будучи князем по рождению, нося фамилию царского адмирала, которого все большевистские мемуаристы и партийно-государственные историки поминали не иначе как с убийственным для потомков ярлыком - «махровый монархист». И при этом - хранить фотографии, родовой герб, ни разу не угодив под арест, под клеймо «социально опасного элемента», счастливо избежав лагерных нар…
