Вечером я пришел к нему со шкаликом "Павлофф-водка". Сколько лет стоял в баре как берлинский сувенир, а вот пришелся к случаю. Дон Пабло, Павликов, Павлинов, Павлофф - все одного корня…
- Ну, и как там дело "дона Пабло"? - осторожно полюбопытствовал я. Но Снежкову и самому не терпелось блеснуть мастерством сыщика.
- Кое-что прорисовывается, - с деланной небрежностью заметил он. - В Вольске при разборке старого дома…
- …Клада не нашли. И это потрясло всех.
- Вот как раз клад-то и нашли. Но это никого не потрясло, так как никто ничего не знал, кроме тех, кто на него наткнулся. Парни решили промолчать - их было двое - и все поделили пополам. На глазок.
- А что они нашли?
- Старые ордена…
Вольск, Вольск…? - пульсировала память. До чего же знакомое название города. Где это? Кажется, где-то в Саратовской области… Вольск, Вольск… Высшее военное училище тыла?… Нет.
Полигон химических войск, где в 20-е годы отрабатывали действия немецкие офицеры-химики? Нет, не то…
О, Волька ибн Алеша… Старика Хоттабыча еще не хватало!
Стоп, стоп, стоп!…
Хоттабыч… Восток… Султан… Шах… Персидский шах… Звезда Востока. Вспомнил!
Про Вольск мне рассказывал Игорь Владимирович Белозерский-Белосельский, племянник второй жены Булгакова, Любови Евгеньевны, из того же старокняжеского рода. Этот милый старомодный старичок, на котором, казалось, ничуть не отразилась могучая работа ВКП(б) - КПСС по воспитанию нового человека, - приезжал ко мне несколько раз и просил помочь пристроить в музей МХАТа обрушившееся на него после смерти тетушки - Любови Евгеньевны - наследство в виде старинной мемориальной мебели, вобравшей в себя ауру великого писателя и не менее великого шутника и мистификатора. Похоже, что история с тетушкиной мебелью - комодом, раздвижным столом-«сороконожкой», канапе-«закорюкой», торшером на витой деревянной ножке - была задумана Михаилом Афанасьевичем как эпизод своей посмертной булгакониады. Шутка ли, разместить все это в однокомнатной «хрущобе», заставленной к тому же более практичной и менее громоздкой мебелью?!
Нищий музей МХАТа не мог позволить себе уплатить и десятой доли того, что полагалось за эти воистину бесценные вещи. В конце концов, и стол-"сороконожка", и канапе-"закорюка" (прозвища придуманы Булгаковым) благополучно отбыли в Киев, где энтузиасты намеревались открыть (и открыли!) музей писателя-земляка на Андреевском спуске. А Игорь Владимирович одарил меня множеством историй из жизни своей и своих именитых родственников. Одна из них легла в блокнот с пометкой "Клад в Вольске".
Суть дела такова. Отец Любови Евгеньевны, видный дипломат и востоковед, был награжден многими отечественными и зарубежными орденами, в том числе и звездой персидского ордена "Льва и Солнца" с драгоценными камнями. После революции все эти кресты, ордена, звезды были спрятаны в Вольске, в тайнике дома дальних родственников.
Что, если клиентам Пабло удалось отыскать именно этот клад?
- Ну, вот… - продолжал Снежков, - стали они делить. Поделить-то они поделили - по живому весу. Но самый ценный орден - с драгоценными камнями - решили загнать. Вышли через коллекционеров на Пабло. Тот отвалил им десять кусков. Десять пачек в червонцах. Рассовали по карманам - и деру. А когда сунулись с ними в винный отдел, там-то только и просекли, что червонцы липовые - переснятые на цветном японском ксероксе. В общем, Пабло всучил им заурядную "куклу". Но не совсем уж грубую, а облагороженную импортной электроникой. Кладодобытчики приуныли. В милицию жаловаться не пойдешь, и в дураках ходить тоже обидно. Стали искать Пабло. Вызнали, что в Вольске у него зазноба и что в город он наезжает по два раза в месяц. Короче говоря, выследили на вокзале. Пабло уезжал в Москву поздней ночью и, на свою беду, в полупустом вагоне. Во всяком случае, в купе, куда пришли его "проводить" кладоискатели, никого больше не было. Разборка была недолгой. Врезали они ему пару раз по челюсти, да неудачно: Пабло виском об угол лесенки приложился - знаешь, откидные такие есть, на вторую полку влезать - и с копыт. Перепугались. Вытащили его через нерабочий тамбур на соседний путь и под видом пьяного доволокли до наливного состава. А там сбросили в порожнюю цистерну из-под соляной кислоты. Цистерну потом на заводе заполнили, опломбировали и погнали в Москву…
- Ну, а эти, кладоискатели?
- У меня сидят, как миленькие, в Бутырках.
- А как ты их нашел?
- Элементарно. На фальшивых червонцах они еще раз засветились. Если в винном магазине им сошло с рук, мол, сами жертвы обмана: продали мужику часы, а тот сунул "куклу". Со злости они этого мужика очень точно обрисовали и даже кликуху "Пабло" вспомнили. Но не зря говорят, жадность фраера сгубила. Уже после того, как они перекупщика в цистерну бросили, решили оставшиеся червонцы "лицам кавказской национальности" всучить. За мандарины. Те их повязали и в милицию… Ну, а от кликухи "Пабло" до фамилии Павликов на "майском жуке" - в пол-извилины мозговой работы. Так-то… А ты - дедушка виноват. Сын за отца не ответчик. Тем более внук за деда.
- А дед за внука?
- Разве что косвенно… В смысле недовоспитания.
- А нет ли у тебя в деле описи орденов, которые они нашли?
- Закавыка в том, что ордена они довольно быстро сплавили. И поскольку разбирались в них, как свиньи в мандаринах, то в протоколах допросов указывали лишь, из какого металла - белого или желтого, - сделаны ордена и сколько штук.
- Если я тебе дам справочник, сможешь им показать - какие у них были?
- Ты что, свое следствие открыл?
- Да. По одним очень давним обстоятельствам. Тебе тоже будет небесполезно кое-что узнать сверх того…
- Сверхзадача следствия? По Станиславскому? Ну, хорошо. Только учти: я-то свое следствие уже закрываю.
- А я - начинаю.
- Давай справочник.
И я принес ему книгу И.Всеволодова "Беседы о фалеристике".
Глава третья
МОРСКИЕ БРАТЬЯ НИКОЛАЯ ПАВЛИНОВА
Москва. Декабрь 1987 года
Москва… Жизнь в машинах и среди машин. Это уже не просто автомобильный поток, это сплошные автосоставы, машины прут бампер в бампер. Моторы и колеса… Человеческие страсти в автомобильной оболочке. Все мчат уверенно, целеустремленно, нетерпеливо. Но останови любого, спроси: "Куда? Зачем!" - и усмехнешься тщете суеты человеческой. А я куда бегу, хватая ртом пушистые, долго не тающие на морозе облачка выхлопных газов?
Где я? Метро "Сокол". Бывшая Ходынка. Оглядываюсь, ныряю в какой-то проулок, и вдруг среди трамвайного грохота и рева автомобильных стад, среди высоченных, по-сталински помпезных домин попадаю в тишь русской деревни: рубленые стены, кровли под толстыми снеговыми платами, из-под сугробов поленницы торчат… Петухи заливаются, собаки побрехивают.
И все это - в гуще города!
