– А ты чего винтовку не бросил? – насмешливо спросил лейтенант. – Стащил бы с погибшего товарища пару ботинок и на плечо вместо оружия повесил.
– Как можно! Я присягу давал…
– И теперь вместе с этими мародерами удираешь куда глаза глядят.
– А вы, товарищ лейтенант, нас в глаза не тыкайте, – с вызовом ответил старший в группе. – На что нам оружие, если армия разбита.
– Кто тебе это сказал?
– Все бегут, спасаются. Наши танки по обочинам горелые стоят, грузовиков брошенных десятки.
– Все да не все! Вот перед тобой боевые танки. Вышли из боя, подбили и сожгли с полдесятка немецких танков и взвод пехоты уничтожили.
– Не всем героями быть, – не без ехидства хмыкнул один из беглецов. – Когда половину роты перебили и танками подавили, поневоле побежишь.
– Конечно, своя шкура дороже. Зато не поленились шмотья набрать. Что там у них?
Вытряхнули вещевые мешки. На траву посыпалось всевозможное барахло: гимнастерки, обмотки, белье, полотенца, котелки, алюминиевые ложки. Родион Кочура поднял туго скатанную кожаную куртку с лейтенантскими «кубарями» и эмблемами танкиста.
– С погибшего командира снял?
– Ни с кого я не снимал. На дороге валялась.
Но Федор Ерофеев, такой же лейтенант-танкист, видевший, как в подбитых танках сгорают его товарищи, уже не владел собой.
– Одни в боях гибнут, свою Родину защищают, а другие по домам разбегаются, да еще мародерством занимаются. Сержант Кочура, расстрелять дезертиров и мародеров!
– Эй, ты чего, лейтенант? – испуганно попятился мужик с ботинками, так и оставшимися висеть на шее. – Мы уходим… не к фашистам, а по домам. Пошли, ребята.
– Не спешите, – лязгнул затвором пулемета Родион Кочура. – Шагайте вон к тому овражку.
Сержант подозвал еще двоих красноармейцев.
– Зарядить винтовки. Приказ командира – дезертиров и мародеров расстрелять согласно законам военного времени.
Видимо, старший из четверых дезертиров не прошел тех жестоких боев и не представлял, что испытали эти люди, готовые расстрелять его и спутников. Он ускорил шаг. Ботинки болтались на шее, мешая быстро идти, но бросать добро было жалко.
– Стоять! – крикнул им один из красноармейцев.
В душе он надеялся, что лейтенант отменит приказ и все обойдется без крови. Возможно, так бы оно и получилось. Ерофееву впервые в жизни пришлось отдать приказ о расстреле своих русских бойцов.
Но трое продолжали быстро уходить. Причем старший обернулся и, выругавшись, пробормотал:
– Расстрелять… нашелся комиссар! Сам бы ноги быстрее уносил, пока немцы не догнали.
Ударила пулеметная очередь, хлопнули два винтовочных выстрела. Три человека свалились на землю, до последнего не веря, что их расстреляют. Один продолжал шевелиться, хотел встать, но Родион Кочура дал еще очередь.
– Заберите у мародеров ботинки и прочее барахло. Нашим бойцам пригодится, – сказал лейтенант и вдруг обратил внимание, что четвертый из дезертиров, молодой паренек с винтовкой, сидит на корточках, белый как мел.
– Что с этим делать? – спросил сержант. – Может, отмените приказ, товарищ лейтенант.
– Федор, хватит крови! – крикнула медсестра Сима, подбегая к лейтенанту. – Мальчишке восемнадцати, наверное, нет, чего он соображает. Вон, обмочился со страху.
В словах девушки не было насмешки, она жалела простодушного, напуганного парня, может, единственного сына у матери.
– Чего ты с ними поперся? – отходя от злости, спросил Ерофеев. – Вся страна сражается, люди жизни не жалеют, а ты с предателями связался.
– Филипп, который старший, сказал, что война кончилась, надо по домам расходиться, пока немцы не пристукнули.
– Тебя-то как зовут?
– Ваня. Красноармеец Иван Марфин. Призван Липецким горвоенкоматом.
– Ну и защищал бы свой Липецк, а то поперся следом за дезертирами.
– Филипп обещал дочку за меня отдать. Будешь с молодой женой, как у Христа за пазухой жить. Дом построим, хозяйством обзаведешься.
– А в Липецке небось невеста осталась? – с укором проговорила медсестра Сима.
– И мать, и две сестры, и невеста.
– Эх, жених!
– Товарищ лейтенант, гляньте, – сказал подошедший красноармеец, обыскивавший тела расстрелянных, и протянул Ерофееву пачку червонцев и рублей. – В карманах у ихнего предводителя нашел.
– Мародер! Таких жалеть нельзя. Иван, возьми лопату и прикопай своих дружков, чтобы вони меньше было. А ребята, которые стреляли, тебе помогут.
Через пару часов вернулся танк Никиты Астахова. Голодные бойцы обступили его.
– Молодец, Никита! Даже барана привез.
– Хоть горяченького похлебаем.
Лейтенант рассказал об увиденном.
– Немцы вокруг, я разведку толком не провел. Торопился харчи, патроны привезти. Мед, самогон для раненых.
– Мед – хорошее дело, – подтвердил фельдшер Иван Лыков. – У нас в селе им тоже лечат, раны смазывают.
Двое суток провели в том сравнительно тихом месте. Но задерживаться было нельзя. Требовалась медицинская помощь раненым. Похоронили умершего от ожогов танкиста, обследовали ближайшие дороги в поисках горючего.
Сумели набрать какое-то количество солярки, патронов. Еда кончилась быстро. В деревне неохотно собрали еще картошки, молока и намекнули, что танкистам лучше уезжать – того и гляди, нагрянут немцы.
Федор Ерофеев и сам видел, что пора двигаться дальше. Все три машины были подремонтированы, бойцы отдохнули. Кто пошустрее, познакомились с местными женщинами и тайком исчезали на ночь.
Мальчишки из села протоптали дорожку и крутились вокруг танков. Их отгоняли, но они появлялись в другом месте.
– Проходной двор! – отчитал в очередной раз постового лейтенант Ерофеев. – Завтра с утра уходим, пока нас гансы не застукали.
Горючего было маловато, но поблизости разжиться было нечем. Однако на войне все меняется быстро и пришлось срочно уходить в конце дня.
Это было отделение мотоциклетной разведки, которое прочесывало местность. Выискивали попавшие в окружение группы красноармейцев, завязшие на глухих дорогах танки, грузовики и другую технику. Восемь солдат во главе с унтер-офицером на тяжелых мотоциклах «цундапп», два пулемета МГ-34, 50-миллиметровый миномет.
Опытное, хорошо вооруженное отделение могло не только провести разведку, но при случае и уничтожить отставший от своих красноармейский взвод.
Если попадалась техника, то вызывали по рации подкрепление. Танки и бронетранспортеры окружали застрявшие без горючего русские машины и брали их на буксир.
