Но Зайченко оставил Ерофеева на прежней должности, командиром взвода в той же второй роте, которая по существу спасла бригаду.
Да и взвод получил разнокалиберный и побитый. Его «Клим Ворошилов» после нескольких попаданий снарядов нуждался в ремонте. Примерно в таком же состоянии была «тридцатьчетверка», которую тоже изрядно побили в летних боях. Сумел отстоять Никиту Астахова, которого хотели перевести вместе с его легким БТ-7 в другое подразделение.
Ротой командовал капитан Линько Борис Сергеевич. Он воевал на «тридцатьчетверке». На ней хотел и остаться, мотивируя это тем, что КВ знает недостаточно – надо подучиться. Зайченко ничего против не имел, но неожиданно вмешался начальник штаба Воронин и потребовал, чтобы Линько пересадили на «Клима Ворошилова».
– В роте три тяжелых танка, в том числе один гаубичный, а ротный на «тридцатьчетверке» будет раскатывать.
Зайченко очень не любил, когда кто-то высказывает свое мнение, и решил поставить начальника штаба на место. Тем более худощавый, с тонкими чертами лица Николай Антонович Воронин не производил впечатления решительного и напористого командира. Пиши свои бумажки и вовремя сведения начальству подавай!
– Ничего, Линько и на «тридцатьчетверке» командовать всеми сумеет. А понадобится, пересадим на КВ. Справится! Одиннадцать лет служит, побольше многих.
Воронин понял, что от него отмахнулись. Основная ударная сила второй роты, это тяжелые танки КВ-1 и КВ-2. «Тридцатьчетверок» всего две, а остальные пять машин, это легкие танки с противопульной броней. Причем четыре из них безнадежно устаревшие Т-26, которые кроме тонкой брони имели слабый двигатель в 90 лошадиных сил.
Этот двигатель позволял и без того слабому танку развивать скорость всего 30 километров в час, лишал машину маневренности и достаточной быстроты на поле боя (скорость БТ-7 была 53 километра в час, а двигатель – 400 лошадиных сил).
Начштаба не был упрямым, но не терпел, когда отмахивались от разумных деловых предложений. Проницательный Воронин понял сразу, что Линько, крепкий сорокалетний мужик, просто боится воевать на КВ.
Эти тяжелые танки суют на самые опасные участки, где не спасет никакая броня. Всадят снаряд из зенитки «восемь-восемь» или подловят в топком месте немецкие саперы, взорвут или сожгут.
Воронин добился своего, хотя разругался с Зайченко. После нескольких дней тренировок капитан Линько пересел на КВ-1, но затаил зло не только на начальника штаба, но и на Федора Ерофеева. Почти приятель с начальником штаба после тех оборонительных боев, Воронин пытался даже добиться, как награды, звания «старшего лейтенанта» для Ерофеева – орденами и медалями в тот период почти не награждали.
– Какой «старший лейтенант»? – взвился Зайченко. – Он год назад училище закончил, зеленый еще.
– Может, и зеленый, а три танка лично подбил и две пушки раздавил. Остатки нашей роты вывел и пехотный взвод.
– Там все стреляли, неизвестно, кто сколько подбил. А остатки роты – всего две машины. Погибла геройски вторая рота, а Ерофеев две побитые машины кое-как вывел. За это в звании не повышают.
Напоминать о том, что рота свыше суток отбивала атаки немецкого штурмового батальона, было бесполезно.
– Прикажи, и я бы держался, – заявил Зайченко, получивший после утверждения в должности командира бригады подполковника. – И сутки, и двое, если бы понадобилось.
Новый комбриг наверняка считал себя смелым человеком и воевал бы не хуже других. Не понимал он только одной простой вещи. Чтобы правильно оценить себя, нужно как следует «понюхать пороху».
Отбиваться от далеко не слабых немецких танков Т-4 и штурмовых орудий. Броня «Клима Ворошилова» держала большинство ударов. Но уже после нескольких попаданий почти весь экипаж был контужен, оглушен, задыхался от гари. Видел, как неподалеку горит машина твоего друга, а уцелевшие танкисты выскакивают горящими клубками под немецкие пули.
Услышать, как кричит механик-водитель:
– Командир, гусеница накрылась! Что делать?
Пока ты думаешь, что предпринять в этой почти безнадежной ситуации, один и второй немецкие снаряды бьют, как кувалдой, а заряжающий, пробитый осколками брони истекает кровью у тебя под ногами.
Зайченко только краем коснулся боевых действий и ничего этого не представлял. Ему повезло. В силу разных обстоятельств, благодаря образованию и связям, он быстро достиг высокой должности и получил два звания подряд.
Заканчивая разговор насчет лейтенанта Ерофеева и не желая ссориться с начальником штаба, Зайченко сменил тон. Благодушно заметил:
– Командир он неплохой. Будет и дальше так воевать, получит и старлея, и орден на грудь. Пошли, пообедаем, что ли. Время третий час.
Переформировка, даже в это тяжелое время, какая-то передышка. Не хочется лишний раз думать о тяжелых боях под Ленинградом, Киевом, Одессой, десятками других больших и малых городов. Немцы упорно наступают…
Сменили прожженные комбинезоны, кому-то досталась новая форма (на всех не хватало). Ремонтники подлатали побитый снарядами и осколками танк. Заваривая оплавленные вмятины, фиолетовые от ударов раскаленных снарядов, бойцы-сварщики только головой качали:
– Сильные у фрицев снаряды. Но и наша броня не слабая.
«Фрицы» – это новое прозвище, которое получили немцы. Фриц, и все тут ясно. Враг, которого надо уничтожать.
С харчами стало похуже. Тыловая норма. Жидкий капустный суп с редкими блестками жира, осточертевшая перловая каша, непонятно, на каком масле. Выручает хлеб, который выдается строго по норме… и окрестные огороды.
Бойцы пошустрее приносят в вещмешках молодую картошку. Из-за этого периодически возникают скандалы с колхозным начальством. Зам по тылу подводит колхозных бригадиров к полевым кухням, черпает постный суп, укоряюще качает головой:
– Мешка картошки пожалели. А людям скоро снова в бой.
– Решай, товарищ майор, с председателем. А с нас за пропажу строго спрашивают.
Зам по тылу сумел договориться с председателем. Сочинил необходимые расписки. Зная, в каком рванье ходят старые и малые, привез в село списанные гимнастерки и шаровары, несколько телогреек.
Взамен получил молоко, творог, пшено. На бригаду, конечно, не хватит, но, по крайней мере в санчасти, раненые молочную кашу едят.
Бригада, подразделение не маленькое, обеспечить всем необходимым трудно. Вот и приходится выкручиваться. Да и еще немецкого прорыва каждый день жди, до линии фронта меньше ста верст. Такие расстояния фрицы порой за пару дней проходят.
Не зря вырыты капониры для гаубиц и противотанковых пушек, и несет постоянную патрульную службу стрелковая рота, во главе которой поставили Матвея Трифонова, присвоив ему лейтенантское звание. Младший лейтенант для роты как-то несолидно.
И тем не менее несмотря на всю напряженность, по вечерам устраиваются танцы. Девушки из санчасти, роты связи, хозчасти и, конечно, штабные дамы приходят, когда стемнеет, на пятачок, где играют два баяниста, поет берущие за душу романсы лейтенант из гаубичного дивизиона.
