– За Федора надо выпить, – поддержал командира бригады начальник штаба Воронин. – Когда наш отход прикрывал, крепко держался.
Майор, представитель политуправления, тоже изобразил нечто вроде улыбки. Хотя он носил танковые эмблемы, в боевой машине сидел только на учебных занятиях. Он видел, что Ерофеев пользуется в бригаде авторитетом, и потянулся к нему чокнуться кружкой.
– Желаю удачи на новой должности и минимум до майора дослужиться.
А Ирина, слегка кокетничая, как любая красивая женщина, спросила Федора:
– Ну и что происходит, когда снаряд в броню попадает?
– «Клим Ворошилов» – сильная машина. Немецкие танки нашу броню не пробивают. Но приятного мало, когда ты в железной коробке сидишь, а по ней словно огромным молотом бьют. Глушит ребят, контузии сильные случаются. Пару-тройку раз фриц приложится, а они метко бьют, вылезаешь после боя как пьяный. Голова звенит и толком ничего не слышно.
– Получается, «Клима Ворошилова» снаряды немецкие не берут?
Женщина в ладно пошитой военной форме, хромовых сапожках, обтягивающих стройные ноги, смотрела на Федора с явным интересом, что сразу заметил начальник штаба.
– Наверное, командиров рот можно отпустить, – сказал Воронин. – Многие машины требуют ремонта, с утра дел много будет.
– Пора по домам, засиделись гости, – в тон ему ответил Савелий Лагута. – За товарища Сталина выпьем еще раз и будем расходиться.
Тост Лагута предложил такой, от которого отказаться было невозможно. Да и подполковник Зайченко, более простой в таких вопросах, не обратил внимания, что Воронин явно ревнует. Кроме того, он был не против посидеть еще в кругу молодых командиров.
– Посидим еще немного, – заявил он. – Не так часто собираемся. Кто там ответственный? Наливай за товарища Сталина.
Воронин сидел рядом с комбригом и не мог постоянно следить за своей подругой. Да и выглядело это не слишком солидно. Пользуясь ситуацией, Ерофеев шепнул Ирине:
– До сих пор жалею, что не дали нам тогда потанцевать.
– Будет еще возможность, – вскинула темные ресницы молодая женщина. – Тем более ты теперь командир. Есть повод лишний раз в штаб зайти.
– Повод всегда найдется, да следят за вами бдительно.
– Кто захочет, сумеет пообщаться.
Сентябрьский теплый вечер, бабье лето. Перемигиваются в вышине звезды. Кое-где звучат далекие орудийные выстрелы. Но жизнь продолжается. Поблескивают глаза при свете костра у молодой привлекательной женщины, а пальцы незаметно ложатся на ладонь крепкого широкоплечего танкиста.
Война пока далеко…
После боев и отступления почти все танковые роты оказались неполного состава. В роте старшего лейтенанта Ерофеева три тяжелых КВ-1, две «тридцатьчетверки» и два легких БТ-7. Старый товарищ Никита Астахов по-прежнему командует легким БТ-7, испещренным шрамами от попаданий осколков и пуль. Федор хорошо знает, какая недолгая жизнь у этих быстрых, маневренных в бою машин, вооруженных скорострельной «сорокапяткой». Более-менее защищена лишь лобовая часть башни. В основном же броня БТ-7 толщиной всего 15 миллиметров и легко пробивается снарядами даже малого калибра.
Когда старший лейтенант принял роту, у него мелькнула мысль назначить опытного танкиста Никиту Астахова командиром одной из «тридцатьчетверок». Ею командовал молодой, недавно закончивший ускоренные трехмесячные курсы младший лейтенант Наумов Сергей.
Парень грамотный, за плечами десятилетка и два курса технического института. Но хорошим командиром быть суждено не каждому.
Худощавый, с тонкими чертами лица, Наумов был неуверен в себе, терялся в сложных ситуациях, хотя неплохо разбирался в технике. Новой «тридцатьчетверкой» командовали по существу башнер и механик-водитель, отслужившие в танковых войсках года полтора-два.
Своего командира снисходительно величали «Серегой» или «Студентом». Когда старший лейтенант сделал им замечание, то оба лишь отмахнулись и открыто заявили:
– Погубит и машину, и экипаж наш Серега, если руководить в бою будет.
На глазах неглупого, добросовестного младшего лейтенанта живьем сгорел в бою экипаж такой же «тридцатьчетверки». Поглядев, как выскакивают, кричат и корчатся от боли горящие танкисты, Наумов словно оцепенел.
Он просто не мог представить в своей довоенной, довольно благополучной жизни, что такое может быть. Грозный, неподимый Т-34 вспыхивает от попадания немецкого снаряда, а его командир катается по земле и горит, захлебываясь в отчаянных криках и ругательствах.
В том бою могла так же сгореть и его «тридцатьчетверка», но инициативу взяли на себя сержанты. Ушли от немецкого снаряда и сами вкатили под башню «панцера» Т-4 бронебойную болванку. А затем добивали экипаж, смеялись и собирали трофеи: часы, пистолеты, зажигалки.
Все это поделили между собой, ничего не предложив Наумову, у которого был старый, времен Гражданской войны «наган» и такие же старые часы, присланные из дома.
Но когда Ерофеев завел разговор со Студентом, что лучше ему перейти на легкий танк, тот едва не заплакал от обиды. А Никита Астахов наотрез отказался отдать кому-то свой побитый БТ-7.
– Как я экипаж брошу и ребятам в глаза смотреть буду? Ушел, спрятался за толстую броню, а их бросил. Кстати, у моего экипажа боевой счет не меньше, чем у иной «тридцатьчетверки». Если Студент такой слабый, списывай его к чертовой матери.
– Не так это просто.
– Тогда учи, не пожалей времени. Или у нас учить не принято, а только командовать и в атаки гнать?
– Ладно, не заводись. Командуй и учи два своих экипажа. Ты же теперь командир взвода. А с Серегой Наумовым поговори по-свойски. Меня он может не понять, еще сильнее надуется. Тебя он точно послушает.
Со взводом тяжелых КВ-1 (две машины) тоже проблема. У одного танка барахлит двигатель. В горячке боя сожгли подшипники, что-то еще вышло из строя. Машина стоит разобранная, нет запчастей.
Во взводе оба командира машин по возрасту старше Ерофеева. Считают себя специалистами опытными (может, так и есть) и вначале пытались показать свою независимость.
Федор много чего перенял от старых командиров Серова и Журова. Поглядел, как ни шатко ни валко копошились трое танкистов, перебирая замасленные внутренности.
– Почему вас трое? В экипаже, по-моему, пять человек.
Механик-водитель шмыгнул носом и согласился:
– Точно пять.
– Кого на месте нет?
– Все на своих местах. Командир машины, кажись, к старшине пошел, а заряжающий в село направлен за харчами и прочим.
– Ясно. Все при делах, а танк ремонтировать некому.
Командир КВ, он же командир взвода, плотный капитан лет сорока, действительно сидел у старшины и добивал вместе с ним фляжку спирта. Ерофеев глянул на часы, покачал головой.
