– В ближнем бою штука незаменимая. Очередь – и сразу двоих или троих фашистов наповал.
– Немец-гад двоих ребят из взвода охранения за секунду уложил.
– Не спас его автомат. Башку прикладом расшибли.
Больше всего хвалили рыжего здоровяка Лариона, который поджег немецкий танк, догнал его, выдернул из люка и прикончил танкиста.
– Ну-ка покажи пистолет, Ларька!
Массивный «вальтер» удобно ложился в ладонь, а тонкий ствол помогал удобно ловить цель. Но главным трофеем был пулемет МГ-34. Его уже опробовали и признали между собой, что это штука посильнее, чем ручной пулемет Дегтярева с его неуклюжим круглым диском.
– Хороший пулемет, – согласился майор Морозов. – На Гитлера вся Европа работает, к войне подготовились. Но и наш «дегтярев» неплохой. Будем воевать, чем есть.
Успешный бой, в котором экипажу Астахова пехотинцы отвели второстепенную роль, обошелся недешево. В братской могиле похоронили семь красноармейцев и сержанта, старшего поста. Над могилой дали три прощальных залпа, и бойцы разошлись по местам.
– Углубляйте окопы, – напутствовал их Морозов. – Фрицы наверняка авианалет устроят, прилетят отомстить за своих.
Эту привычку немцев знал и Ерофеев. Обошел еще раз позиции. Непросто замаскировать КВ-1 с его габаритами: длина почти семь метров, три – ширина, и без малого три метра высота.
Маскировочных сеток не хватало, а с ветвей, наложенных поверх, ветер сдувал остатки листьев. Да и пушки Ф-22 довольно громоздкие, с длинными стволами. Как не маскируй, а пикируя, немцы их разглядят.
По совету командира саперного взвода Леонтия Сочки, за ночь вырыли с десяток ложных капониров. Подручных материалов не хватало, капониры получились так себе, но хоть в какой-то степени отвлекут, распылят внимание немецких пилотов. Теплилась надежда, что появятся наши истребители, но в это мало кто верил.
Зато на рассвете, как и ожидали, налетели две тройки пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» под прикрытием четырех «Мессершмиттов». Основной удар обрушился на группу Ерофеева. Хотя это была не первая бомбежка, под которую попадали танкисты, страх и оцепенение охватывали многих.
«Юнкерсы» пикировали с включенными сиренами, которые своим завыванием так били по нервам, что хотелось выскочить наружу и бежать куда глаза глядят. Поначалу Ерофеев, Шевченко и другие командиры пытались шутить, как-то успокоить экипажи, но пронзительный вой сирен и грохот взрывов глушили людей.
Заряжающий Костя Савушкин тщетно пытался свернуть самокрутку, махорка рассыпалась на колени. Когда ему удалось наконец это сделать, близкий взрыв так встряхнул машину, что зажженная самокрутка разлетелась в клочья, рассыпая крупные искры.
– Сто килограммов, – пробормотал механик-водитель Басов.
– «Сотки» сбрасывают, – подтвердил Ерофеев. – Метрах в тридцати рванула.
– Если в машину попадет, разлетимся на клочки, как самокрутка у Савушкина.
– Накаркаешь, – бормотал сержант Лукьянов. – Прямые попадания редко случаются. Правильно я говорю, Федор Михайлович?
– Редко, – согласился старший лейтенант Ерофеев, напряженно вслушиваясь в свистящий звук очередной авиабомбы.
К бомбежкам привыкнуть невозможно. Да, прямые попадания случаются редко. Но если немецкий пилот вложит «сотку» даже в пяти-семи шагах, то удар получается такой силы, что ломается металл внутри машины, а людей калечит или отбивает внутренности. Такое случалось с «тридцатьчетверками». Убеждаешь себя, что твой «Клим Ворошилов» почти неуязвим, но знаешь, что случиться может все.
Бомбежка закончилась так же внезапно, как и началась. «Юнкерсы», а следом и «Мессершмитты», по своей привычке сделали последний заход, расстреливая окопы из пушек и пулеметов.
В звенящей после грохота тишине отчетливо раздался крик раненого бойца. Лейтенант Астахов, командир легкого БТ-7, не выдержав, открыл башенный люк и высунулся наружу. Все вокруг застилала пелена гари и дыма.
Так, где находилась батарея пушек Ф-22, виднелись языки огня, кто-то продолжал кричать, а затем сдетонировали сразу несколько орудийных патронов. В разные стороны разлетались гильзы с горящим внутри порохом. Кувыркаясь, пронеслась раскаленным клубком бронебойная головка.
Орудийной батарее досталось больше всего. Одна пушка была разбита близким попаданием. Другую завалило землей, ее торопливо откапывали, догадываясь, что скоро последует немецкая атака. Шесть артиллеристов погибли, человек двенадцать получили ранения и контузии различной степени.
Взорвался и сгорел один из складов со снарядами. Другой уцелел. Если бы командир батареи не оборудовал два склада, то артиллеристы лишились бы большей части боезапаса, который был не так и велик.
В танковой роте близким взрывом «стокилограммовки» была повреждена «тридцатьчетверка».
– Гусеница порвана, некоторые соединения лопнули, – докладывал взводный. – Думаю, за полдня все восстановим, а вот командира машины уже не вернешь, и стрелка-радиста сильно контузило.
Лейтенант, командир Т-34 погиб от сильного удара о броню. Его заменили Павлом Ютовым, который потерял свой танк в предыдущем бою, но Ерофеев захватил «безлошадного» командира на всякий случай с собой. Молодой, но уже имевший опыт боев, младший лейтенант Ютов сразу взялся за ремонт.
На грузовик «ЗИС-5» и несколько повозок погрузили три десятка раненых и контуженых. Комбат Морозов курил и с досадой рассказывал Ерофееву, что часть молодых бойцов и ополченцев, не выдержав воя сирен, выскочили из окопов и бросились разбегаться.
– Сержанты их за ноги вниз тянут, а они кричат: «Нас здесь заживо бомбы похоронят!» Одних погибших четырнадцать человек, а двое пропали без вести. Или в степи затерялись, или разорвало в клочья. Воевать еще не начали, а вместе с ранеными полсотни человек из строя выбыли.
– Ладно, чего теперь, Василий Иванович, – успокаивал комбата Ерофеев. – Людей подготовить толком не успели, а ополченцы вообще с гражданки пришли. Некоторым по семнадцать лет, не представляли, что такое война.
– Да разве только ополченцы? Генералы ни хрена не ожидали такого удара. Непонятно, о чем в Москве думали. Гитлер половину своей армии у границы собрал, а кто-то считал, что это все игрушки.
– Многое и мне непонятно, – согласился с бывалым комбатом Ерофеев. – Знали ведь, что ударная сила у фрицев, это танки. А противотанковых пушек кот наплакал, основной упор на тяжелую артиллерию делали. И где они сейчас, эти пятитонные гаубицы? Фрицам достались. Основной танк Т-26 уже к Финской войне устарел. Консервная банка! А в каждом танковом полку половина машин, это Т-26.
– А «тридцатьчетверки»? Разве плохие машины?
– Эх, Михаил Филиппович, – отмахнулся Ерофеев. – Поздно они в войска поступили, их освоить толком не успели, как и наши КВ. Ничего не скажешь, «Клим Ворошилов» сейчас самый мощный танк на фронте. Но механика сырая, коробки передач горят. Воюем и ремонтируем без конца.
