— Веснушка не должна видеть своего отражения! — сказала Волшебница. — Случись это, колдовство потеряет силу.
— Надеюсь, вы приказали убрать из вашего дома все зеркала? — забеспокоилась Людоедиха.
— Не только зеркала, но кастрюли, тазы, самовары, подносы — словом, все, в чем могло бы отразиться человеческое лицо хотя бы в искаженном виде, — успокоила Волшебница.
«Все кончено для меня! — подумала Веснушка. — Я никогда не увижу моих друзей. Они сочтут меня погибшей. Я навсегда останусь в книжке и не смогу даже заплакать, когда мне станет невмоготу».
Размышляя таким образом, Веснушка увидела, как развеселившиеся враги разбились на пары и, притопывая, стали вертеться по паркету, отплясывая польку. Закутанная в розовую парчу, беззащитная пленница смотрела, как металась по стене огромная тень Людоеда, как трепетали в ушах у Людоедихи бирюзовые сердечки, как потряхивали мелкими кудряшками Золушкины сестры.
Танцуя, они пели во все горло:
В золотой овальной раме
На стене висит портрет.
Мы теперь не знаем сами:
Ты — Веснушка или нет?
Где косички? Где приметы?
Ни одной приметы нету!
Темный зал угрюм и жуток,
В темном зале тишина.
Тут уж будет не до шуток,
Как останешься одна.
Оставайся и молчи!
В складках розовой парчи!
Без веснушек, без косичек,
Без разбойничьих привычек,
В кринолине, в парике,
С белым веером в руке!
Тише, тише, тише, тише!
Отчего скрипит паркет?
Из подполья вышли мыши
Посмотреть на твой портрет.
На портрет, где нет как нет
Ни единой из примет.
Шпоры на сапогах у Людоеда звякнули в последний раз. Танец кончился.
Веснушка осталась одна.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
В самом глухом уголку леса стояла хижина Угольщика. Каждый день с рассветом Угольщик и его жена уходили работать. В хижине оставалась их маленькая дочка. Прежде чем уйти, Угольщик ставил на подоконник деревянную куклу.
— Поглядывай ни нее, дочка, — ласково говорил он. — Она будет показывать тебе, скоро ли мы вернемся.
Дверь закрывалась. Угольщик и его жена уходили по тропинке в глубину леса. Девочка провожала их глазами. Всходило солнце. У ног куклы возникала тень и медленно начинала ползти, описывая круг. Когда она падала прямо против куклы, девочка знала, что наступил полдень. «Еще ровно столько же, и они вернутся», — думала малютка и, взяв кусок хлеба, садилась у окна. Иногда ей казалось, что тень стоит на месте и нарочно не двигается, потому что не хочет, чтобы за ней подсматривали.
«Я перехитрю ее!» — думала девочка и делала вид, что смотрит в окно. Уголком глаза она все-таки следила за тенью. В глазах начинало рябить, и девочка засыпала. Проснувшись, она видела, как в небе зажигаются звезды. Пригретая за день солнцем, кукла стояла на прежнем месте, поглотив свою тень, и девочка думала, что время остановилось. Плача, она звала мать. Никто не откликался. В лачуге было тихо. Все предметы казались враждебными и незнакомыми. Казалось, кто-то чужой и страшный прячется под столом и схватит за ногу, если посмеешь встать с места. Маленькое сердечко начинало биться часто-часто. Это был страх: «А что, если родители совсем не вернутся?» Прозрачный месяц становился серебряным. Небо темнело.
— Здравствуй, дочка! — кричал с порога знакомый голос. Страхи исчезали в одно мгновение.
Угольщик разводил огонь в очаге. В закопченном котелке закипал суп. Добрые знакомые руки матери делили хлеб, и маленькая семья садилась ужинать.
После ужина Угольщик мастерил для дочки из дерева игрушки. Чаще всего то были куклы. Он придумывал для них красивые имена и умел уверить дочку, что куклы — красавицы. Девочка охотно верила этому, хотя ни у одной из кукол не было лица.
Однажды Угольщик и его жена вернулись домой, продрогнув насквозь. — Ну и погодка! — сказал Угольщик, стряхивая с куртки мокрый снег. — Ох, и невесело сейчас в лесу! Мы и не чаяли, что доберемся до дому.
Жена Угольщика поставила на подоконник свечу.
— Если какому-нибудь бедняге доведется сбиться с пути, пусть забредет на огонек. Мы прибережем для путника тарелку горячего супа.
И, словно услышав эти слова, кто-то робко постучал в дверь.
— Войдите! — сказал Угольщик.
Дверь приоткрылась. На пороге стоял Трубочист. Курточка его была в снегу. Мальчик робко жался у порога, не решаясь войти.
— Входи же, мальчик! — сказала жена Угольщика. — Скорее снимай куртку и башмаки, их надо просушить перед огнем. Садись за стол. Твой суп еще не успел остыть.
— Садись, садись, сынок! — приговаривал Угольщик, усаживая мальчика за стол. — Подкрепись.
Трубочист сбросил с плеч мокрую куртку и сел за стол. Суп был горячий и вкусный. В лачуге было тепло. За окном по-прежнему бушевала непогода.
— После ужина мы уложим тебя спать поближе к печке, — сказала жена Угольщика. — А утром ты расскажешь нам о себе, если захочешь.
— Возьми себе в подарок эту куклу, — сказала дочка Угольщика. — Она деревянная, но очень красивая. Мы дадим ей самое лучшее имя. Какое тебе больше всех нравится?
— Я знаю только одно имя — Веснушка, — тихо ответил Трубочист — Пусть куклу зовут Веснушкой. Оно лучшее на свете. И тогда уже не важно, будет ли кукла красавицей.
— Покажи, что это? — спросила дочка Угольщика, увидев у Трубочиста книгу сказок. — Это игрушка?
— Это книжка, — ответил Трубочист. — Книжка сказок.
— А что такое сказки?
— Сказки — это чудесные истории. В них участвуют Волшебницы, Людоеды, Золушки и короли. В книжке много картинок и все — разные.
— Я никогда еще не видела картинок, покажи! — попросила дочка Угольщика.
