— Да, я имел честь носить это звание, хотя и недолго. Давным-давно, мистер Смит.
— Нищий есть нищий. Ты хотел петь? Так пой, Сильвер. Пой, — приказал он мне, — и, может статься, я брошу тебе медяк.
Непросто успокоиться, когда знаешь, что кто-то тебя люто ненавидит. Ты знаешь, где этот кто-то стоит. Уловки забыты, и в ход вот-вот пойдут ножи. Однако убийство — особый праздник, и я решил спеть мистеру Смиту по этому поводу.
Моя песня началась с задорного куплета о моряке-бедняке, у которого на шее жена и потомство. Моряком, разумеется, был мистер Смит, и жена с потомством принадлежали ему же.
Смит навострил уши, словно я вздернул его домочадцев на рее. У него было пятеро сыновей и прорва дочерей. Верно, песня получилась долгая, и мистер Смит терзался от этого несказанно.
Он схватился за весла так, что побелели пальцы. Негоже разворачивать судно, если курс уже выверен. Потому я и не отступил, продолжил песню. Мне удалось ввернуть строчку о том, что капитан беспримерно наградил моряка. Смит немного смягчился: ожидание большого куша отвлекло его от мысли о голодающем семействе.
Дочери мистера Смита остались без приданого, а с таким папашей деньги нужны были как воздух, поскольку сухопутные крысы имеют иное представление о честных гражданах. Все это я пропел мистеру Смиту, пока он греб к берегу. Случай, как никогда, уместный, и песня — тоже.
Я заливался о том, как мы обязаны Черному Джону за все его благодеяния, о том, как щедро он осыпал нас фунтами, пенсами и фартингами. Смит ненадолго выпустил весла — не то чтобы пристрелить меня, не то чтобы дослушать мои куплеты.
Следующий я исполнил самым трогательным тоном, какой только мог из себя выжать, — как церковный певчий, которых мы с Томом часто слушали, стоя на паперти. Его голос, казалось, смягчал приговор каждому грешнику — недаром я взял такой тон для мистера Смита.
— Никто, кроме нас, не узнает всей суммы выкупа. Мы возьмем свою долю, хорошую долю, — пропел я.
Смит оторвал взгляд от паруса и перевел на меня, потом обратно на парус и опять на меня.
— А когда мы вернемся, добычу разделят на всех, и нам снова достанется по доле. — Тут, друг мой, я напустил на себя самый невозмутимый вид, как у деревянных святых на носу. Те были само терпение и благопристойность. Наверное, у певчего в церкви тоже было такое лицо, когда он заканчивал очередной стих, пока мы с Томом дрожали за дверью, дожидаясь, когда нас овеет теплом.
— Ну разве не нищий? — спросил Смиту дам. — Взять рифы, — приказал он, не взглянув на меня. Я не удивился: мистер Смит обдумывал свою выгоду. Ему предстоял выбор между убийством и наживой. Он вообще соображал туго: будь на его месте кто поумнее, в два счета смекнул бы, как провернуть оба дела сразу: убить и прихватить денежки. Я, к примеру, смекнул.
— Такая вот песня, мистер Смит, — сказал я, опуская руки, словно во всем мире не нашлось иных тем для обсуждения.
— Назад, — приказал Смит.
— Подумай о жене и детях, — процедил я сквозь зубы. — О дочерях подумай.
— Взять рифы!
— Капитан не узнает!
— Хватит трепаться.
— Это всего-навсего кража, мистер Смит. А по этой части мы мастера, — подзадоривал я.
— Да, но красть у капитана… — произнес он.
Тут-то я и понял, что мы с ним повязаны. Я уверил его, что лучшего помощника мне не найти. Затем Смит осведомился о масштабе предстоящего хищения. Я сказал, что ему перепадет достаточно. Он спросил, насколько достаточно. Я дал точный ответ: заверил, что он получит больше, чем Черный Джон посулил за мою жизнь.
Мэри повернула лицо к ветру, глядя на меня. Кое-кто из нас вороватее других, вроде нас с тобой. Мэри тоже чуяла, что к чему. Хитрости ей было не занимать. Она даже шлепнула сестрицу по бедру — не иначе от восторга.
Смит, глубоко бесчестный тип, любил, как и мы, стянуть кусок с чужого стола, поэтому ответил, что не станет меня убивать.
— Навались, — повелел он.
— Разве не было приказа, мистер Смит?
— Навались, я сказал!
Я спросил, когда он собирался меня пристрелить — дескать, мне любопытно это узнать — как-никак речь шла о моей жизни. Мэри даже ресницами захлопала. Потом я предположил, что со мной, наверное, лучше разделаться до выгрузки на берег. Добавил, что он хоть сейчас может разрядить в меня пистолет, а труп сбросить за борт. «Однако, — продолжил я, — есть также смысл дождаться окончания похода, когда выкуп будет у нас в руках». При упоминании дам Евангелина вскрикнула, и Мэри пришлось ее утешать. Я намекнул Смиту — на случай, если он сам не сообразит, — что всегда был неравнодушен к слабому полу. Евангелина опять вскрикнула. Мэри — добрая душа — похлопала ее по колену, и та перестала. Я убедил Смита их пощадить. Мэри взяла понюшку из табакерки.
— Я сделаю так, как было велено, — ответил Смит.
Вот те на! Я же только что пропел ему песенку: посулил богатства, дал несколько советов, как меня уничтожить, а он не внял ни одному из них. Его упрямству не позавидуешь. Именно благодаря ему я еще здесь, а мистер Смит — нет.
Его главным просчетом — а он допустил их немало — была ставка на верность. С равным успехом он мог бы податься в подмастерья сапожнику. Я ему об этом сказал, а он оскорбился, хотя как можно оскорбляться на правду? Странное дело: когда я лгал, то всякий раз оказывался в выигрыше, а когда говорил правду — наоборот. Впрочем, особой прозорливостью я похвастать не могу, и ответ мистера Смита это доказал. Ответил он тем, что навел на меня пистолет.
— А как же выкуп? — спросила его Мэри. Видимо, у нее с прозорливостью дела обстояли лучше.
Смит спокойно, будто описывал, как свет играет на бурунах — пенно-белых сверху и густо-синих в глубине, — рассказал, что ему был отдан приказ убить нас всех, как только мы подойдем к берегу. Евангелина опять взвизгнула. Те, в которого целятся из пистолета, подвержены бурным проявлениям чувств, поэтому никто не удивился. Мэри одернула сестру — слегка потянула за локоны, растрепавшиеся от качки и ветра.
— На вашем месте, — сказал я Смиту и сложил руки, подчеркивая, что не могу выхватить у него пистолет, — я взял бы выкуп, а мои бренные кости оставил бы в земле Каролины. Местные наверняка меня вздернут, пока вы будете смываться с деньгами. По-моему, весьма выгодный расклад.
Я заверил его, что Черный Джон поступил бы так же; напомнил, что мне так или иначе придет конец — либо от его руки, либо от веревки. Это его немного утешило.
— Только пощадите дам, — продолжил я. — Убивать их нет никакой выгоды. Выкуп есть выкуп, мистер Смит. Меня можете убить, но сперва возьмите золото.
Я сказал бы так даже самому себе, случись мне попасть на место Смита, однако мои слова его смутили. Честность бесприбыльна.
— Все просто, мистер Смит, — ввернула Мэри, видя его колебания. — Вы высаживаете нас на берег в целости и сохранности, берете выкуп — а его непременно соберут, что бы ни сказал ваш капитан. Мы дамы зажиточные. А этого малого выдайте родственникам заложниц. Уж они с ним расправятся. — И она сложила руки на груди, совсем как в ту ночь, когда мы были вместе.
