— Рад видеть, что ты идешь на поправку. Соломон лез по вантам на одной руке — берег вторую, куда ты его ранил. Джимми глазам не мог поверить. Интересно, сможешь ли ты когда-нибудь забраться на марс?
Эдвард медленно одевался — без сомнения, из-за боли.
— По мне, лучше оставить его в живых, Эдвард. Он очень ловко фехтует. Однако если ты намерен с ним рассчитаться, то пойди и убей. В противном случае это будет укором мне, поскольку я тебя обучал.
Эдвард накренился. Я велел ему не терять равновесия, когда будет идти по моей палубе. Он хлопнул шляпой по бедру, скривился и последовал за мной наверх. Перо от шляпы на миг застыло в воздухе и медленно опустилось. Эдвард стоял твердо. Я стиснул ему плечо. Он снова вздрогнул от боли.
— И все-таки я бы оставил его в покое. Очень ловко фехтует, — повторил я перед самым выходом и добавил: — Какое чудное нынче море!
Море и впрямь было приятного темно-бирюзового цвета.
Матросы смотрели на Эдварда. Он ничем не выдал боли — раздавал команды так, словно его ноги не были стянуты бинтами, только по шканцам прогуливался несколько скованно. Забираться на марс ему, без сомнения, пришлось через силу, но никто не заметил, чтобы он дрогнул во время подъема. Эдвард мучился, но не подавал виду. Я остался им доволен.
Мне также выпало счастье сообщить Соломону, что он будет сопровождать меня в Испании, однако же обещание расправы с испанцами не вызвало в нем благодарности. Вдобавок, как он сказал, его сильно беспокоило участие Эдварда в походе. Я заверил Соломона, что Эдвард не тронет и волоска в его бороде без моего приказа, поскольку беспрекословно мне верен. Я решил утешить его тем, что с нами пойдет Бонс, который такой же мастак драться на шпагах, как и пить. Соломона и это не обрадовало. Он заявил, что на время похода следует отлучить Бонса от выпивки. Я сказал, что ни за что не разделил бы их, поскольку дело требовало стойкости, а Бонс без рома будет хныкать всю дорогу.
Соломон упрямо побрел прочь и устроился у гакаборта — на том самом месте, где любил стоять Кровавый Билл. Команду на миг взяла оторопь. Джимми с Луисом переглянулись, но затем все разошлись по своим делам, словно ничего не случилось. Пью, как обычно, слонялся по палубе и чуть не споткнулся о Соломона, шарахнулся назад, хватая ртом воздух, точно увидел призрака. Соломон же стоял, безразличный ко всему, и смотрел перед собой — не на море, как Кровавый Билл, а на какую-то точку вдали, зримую лишь для него.
Помнишь закат того дня, когда мы отправились за испанским золотом? На воде полыхало солнце, и я направлял «Линду-Марию» по этой сияющей дорожке. А потом взошла луна, и перст ее света, бледный, как выбеленная кость, указывал нам путь в Испанию.
Я огляделся. Бонс храпел, Эдвард нес вахту, Джимми стоял у руля.
— Держишь курс на луну? — спросил я его.
— Как вы велели, — ответил он, поворачивая штурвал с тем, чтобы поймать ветер.
— Продолжай в том же духе, — сказал я. — Точно, это он указывает нам путь. Своим собственным пальцем.
— Кто? Я никого не вижу. — Джимми задрал голову к гафелю, затем к кливеру.
— А ты приглядись получше.
Джимми скользнул взглядом до запасной мачты, пошарил глазами по округе, осмотрел грот, грота-шкот и его утку, закрутился на месте, разглядывая борта. Махнул головой к гальюну, снова вернулся к парусам, оглянулся на бейфут.
— Признаться, никого не вижу.
— Это наш старинный приятель, Джимми. Много лет, как покойник. Это он, я уверен. Сошел в свете луны. — Джимми только собрался спросить, кого из команды я имел в виду, как я избавил его от трудов. — Черный Джон — вот кто. Сам Черный Джон указывает нам путь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЦЕРКОВЬ И ПИСТОЛЕТЫ
Я спросил твоего Маллета, видел ли он хоть раз настоящий замок. Хотел убедиться, что мальчишка еще жив после того, как столько раз набивал брюхо за мой счет. Он ответил, что в колониях замков не строят. Значит, ты еще не растерял чувство юмора, раз подослал ко мне юнгу из таких мест. Не иначе он вырос в навозной куче. Я решил просветить беднягу и завел рассказ о наших испанских приключениях и замке, который попался нам по пути. Однако не успел я разговориться, как Маллет исчез.
Итак, в следующих строках я изображу Испанию такой, какой она нам предстала. Словно наяву вижу ее берег, город Мурсию и замок впереди.
Морской пес не отпустил бы корабль так запросто. Это он стоял у руля «Линды-Марии», а не Джимми Лэм. Это он наполнял ветром ее паруса. Сам Черный Джон гнал нас от Карибов до испанского побережья. Он, верно, проболтался самому Старине Нику о сокровищах дона Хорхе, и дьявол решил поживиться на нашем походе, а Черный Джон, жадный сукин сын, хотел золота, пусть даже ему не было проку от наживы. Ну и мести, как водится у таких вот пропащих душ.
Нам с Эдвардом, Бонсом и Соломоном удалось незаметно проникнуть в город. Ветер в тот день дул крепкий, небо заволокло тучами, и под их покровом мы отправились на поиски сокровищ дона Хорхе. Вблизи берега парус на яле был убран, и нашим глазам открылся замок на вершине холма. Он стоял там не одну сотню лет — представительная махина: сплошь камень, две башни. В одной из башен был большой пролом, и сквозь него зияло пасмурное небо — точно Испания угрюмо смотрела, как мы ступаем на ее землю. Будь у меня пушка, я бы выбил этот глаз прочь и избавил замок от горестей. С другой стороны, может, он и не горевал вовсе, а следил, как мы движемся навстречу погибели.
Короли, королевы, принцы и принцессы со всеми их свитами и дворами, что жили там, давно сгинули. Мы пережили их лишь благодаря уму и Бонсовой бутылке рома. Бен Ганн рад был бы поприветствовать нас, поскольку сам едва не породнился с тленом и демонами, но тогда он еще не нанес мне визита. Мы с ним встретились много позже, когда ему наскучило кружить по своим островам и дышать ядовитым туманом. Жаль, что я не встретил его в Мурсии, живого или мертвого. Он всегда мог порассказать много любопытного о чуме и прочих карах небесных. От замка веяло холодом, а рассказ Ганна согрел бы меня обещанием погибели.
В Испании нет того легкого ветерка, как в других частях света. Это выцветший, неприютный край, так что даже у берега там веет стужей. На суше ветер ослабевает, петляя среди холмов и деревьев, но только не в Мурсии. Земля там — каменистая пустыня. Я не смог понять, зачем там понадобилось строить замок. Что толку стеречь эту пыль? На иссушенных равнинах нечему было сдерживать ветер, и он обдувал до дрожи. Мы продрогли тотчас, как ступили на испанскую землю, поэтому были вынуждены приложиться к Бонсовой фляге — все, кроме Соломона. Он шел против ветра, хотя тот будто стремился сбросить его в море, потопить еще раз. Так я попал в Испанию и ступил на путь обогащения, пока не догадываясь, где искать сокровище королей.
Пустыня осталась позади, глаз замковой башни повернулся к нам изнанкой, и сквозь него воссияло солнце. Мы вступили в мир оливковых рощ, виноградников и садов со всевозможными плодами. Ветер потеплел, но пронизывал так же. Испанцев нам по дороге не встретилось, что нас опечалило, поскольку хорошая драка наверняка бы нас разогрела.
