— Машинист в курсе. Желаю успеха, — сообщает господин Ли на безупречном английском, возвращая нам удостоверения.
Неестественно длинными шагами мы продвигаемся все глубже в лес — от шпалы до шпалы. Деревянные, скользкие от влаги шпалы обросли водорослями, а некоторые истлели и переломились посередине — работа невидимых корневых волосков и нитевидных гифов. А некоторые шпалы болтаются просто так — их удерживают лишь привинченные к ним же рельсы. Да и расстояние между рельсами меняется. Кое-где они сближаются, а потом снова расходятся. Ровных линий нет в помине, словно среди буйной растительности рельсы решили следовать природной геометрии своих соседей.
Подавляющее превосходство растений сразу же бросается в глаза. Незаметно и медленно, но упорно и неумолимо они обрастают все, что оспаривает их жизненное пространство. Неизбежно протискивают корни в трещины и полости, срывают резьбу, сдвигают шпалы и рельсы. Вот она — демонстрация первобытной силы растений, думаю я с уважением, и мой взгляд скользит по зеленым стенам справа и слева от дороги.
Видимо, я слишком много восхищался и удивлялся, потому что неожиданно обнаруживаю: я лежу на животе У железной дороги, в зеленых зарослях из листьев и шипов.
Вместе с этим падением меняется и растительная картина. Совершенно того не планируя, я вижу в непосредственной близости самые разные листочки, и среди них нет ни одного целого — все почему-то продырявлены или изъедены. Некоторые почти наполовину лишились своей плоти и выглядят прямо-таки ужасно.
Без сомнения, даже у самых мощных растений есть свои слабости. Они подвергаются нападению насекомых, которые, прежде всего по ночам, обгладывая и обкусывая, ползают по сочной паутине листа. И выглядит все это так, словно жертвы, которые и в самом деле приросли к земле, не имеют возможности противостоять нападению.
За кем же остается решающее слово? Кто правит заболоченным лесом? Зеленые создания или жадные насекомые? Организмы с корнями и листьями или существа с лапками и челюстями?
В любом случае многое уже ясно: даже если растения не способны двинуться с места, они должны были придумать средство, хоть немного сдерживающее яростный голод их врагов, — защитную стратегию, которая поможет не сгинуть без остатка в желудках миллионов насекомых. В противном случае заболоченный лес никогда не вырос бы: на него обрушилось бы войско прожорливых вегетарианцев и измельчило бы в пищевую кашу еще в период детства.
Мощные столетние деревья вокруг меня — явное доказательство эффективной защиты растений. Нам еще предстоит подробно ознакомиться с оружием и оборонной мощью зеленых созданий. Но тем не менее эта защита явно несовершенна. Почему растения терпят такие серьезные потери в виде продырявленной листвы и объеденных стеблей? Разве они не могут защититься лучше? А может, за этой «робкой» защитой скрывается какая-нибудь разумная стратегия? Несколько позже мы получим шокирующий ответ и на этот вопрос.
— Я нашла тропу! Скорее сюда!
Победный крик Марлис отрывает меня от мыслей. Ее весть доносится откуда-то из глубины джунглей. Там, в добрых тридцати метрах от путей, по лесной почве тянется многополосная термитная тропа. Мы пытаемся уследить за ее направлением, но земля под ногами оказывается слишком топкой. Штатив установить невозможно, и, к нашему разочарованию, вокруг не видно ни одного непентеса белоокаймленного. Даже Марлис не смогла найти ни единого кувшинчика. Кажется, в этом деле нас преследуют сплошные неудачи.
Так или иначе, обратный путь будет легче — мы доберемся по узкоколейке. Издалека доносятся ее звуки. Не шум поезда, а стук дизельного мотора, который тянет три «вагона» экстра-класса. Каждый из них снабжен двумя парами колес и на каждом лежит по нескольку досок. Бревнами «состав» не нагрузили — сегодня он используется только для пассажирских перевозок. Китайские лесорубы немного потеснились, позволяя нам сесть, будто это само собой разумеется и здесь всегда была остановка. Затем болотный экспресс снова приходит в движение. Не только вперед, но и покачиваясь и кренясь набок, точно мы отправились в путешествие на корабле. Шаткие рельсы и шпалы прогибаются под нами, но «состав» выдерживают. Пока. Нечего бояться, успокаиваю я себя, скорость небольшая, а конструкция нашей вагонетки рассчитана на падение — даже если поезд перевернется, ничего страшного не случится. И действительно (об этом я узнаю позднее), такое то и дело происходит; рабочие уже привыкли возвращать и вагоны, и груз обратно на рельсы. Они поднаторели и в технике прохождения поворотов на этой дороге. На каждой «стрелке» машинист спрыгивает, сообщает тележке-локомотиву мощный толчок (просто с силой двигает ее в нужном направлении), чтобы она не пропустила поворот. А затем снова забирается на нее. Вот бы и нам так же элегантно направить проект в нужное русло!
Ежесекундное падение
Завтра последний день — и последняя возможность. Что же делать? Как застать за обедом самое прожорливое растение в мире? Обратный отсчет начался — я ощущаю себя, словно зеленый человечек на светофорах Бандар-Сери-Бегаван: он не застывает, как его европейские коллеги, а в самом деле переставляет ноги. Последние десять секунд, перед тем как загорается красный, человечек и вовсе мчится сломя голову. Очевидный и весьма действенный знак. Но как сложится финальный рывок нашего кинопроекта?
Конечно, напоследок мы все еще надеемся на «рай» — на то, что наши термиты в конце концов снова спустятся на землю. Но они даже и не думают это делать. На следующее утро белые муравьи по-прежнему демонстрируют свои умения — ползут вверх по стволу. Я ненавижу этих термитов — упрямых, тупых, непредсказуемых ползунов, которые только и знают, что бойкотировать наш фильм! Никогда еще меня так не раздражали цикады, лес не казался таким однообразным, а каждое движение — таким тягостным. Теперь еще звонит мобильный — даже в девственном лесу никакого покоя: фирма, которая предоставляет автомобили напрокат, сообщает мне, что с завтрашнего дня можно будет воспользоваться джипом. Как здорово!
Обратный путь вряд ли назовешь приятным. Нас одолело разочарование. Я пытаюсь убедить себя, что эту историю еще можно спасти: сначала показать пустой кувшинчик, а после — еще один, но уже заполненный трупами насекомых. Зритель непременно захочет увидеть, как они туда попали. Он в любом случае заинтересуется, протестует мое телевизионное «я», пожелает узнать, как заполнился кувшинчик, захочет стать свидетелем события, которое связывает один кадр с другим. Именно этого события нам не хватает.
— Разве мы не станем снимать тот красный кувшинчик? — Брайан прерывает наше молчаливое шествие, указывая на яркий непентес Раффлза, который уже однажды попадался нам на глаза.
— Почему бы и нет, — довольно безучастно соглашаюсь я и помогаю установить операторский кран.
Всего несколько минут спустя — мы еще не начали съемку — из леса доносится взволнованное и пронзительное:
— Немедленно идите сюда! Сейчас же!
Из-за предчувствия и надежды мой пульс учащается. Марлис даже не оглядывается, когда мы приближаемся к ней; она стоит, склонившись над альбомаргината, и продолжает подгонять нас:
