— Так и сказал? — перебил его Шушкеев, сразу оживившись.
— Да, именно, так. Я же говорил вам, что у меня хорошая память, — недовольно бросил Эди.
— И что дальше?
— Дальше мы говорили о наших с ним делах.
— Если не секрет, о каких?
— Это касается его лично, — многозначительно заметил Эди, чем заинтриговал Шушкеева.
— Я заплачу, — горячась, выпалил Шушкеев.
— Вам-то зачем? — спросил Эди.
— Понимаете, мы с ним повязаны одной ниточкой. Поэтому хочу знать, как складываются его дела, — произнес тот, сглотнув от волнения слюну.
— Срок будет тянуть, вот и все дела, — обронил Эди, наблюдая за тем, как собеседник реагирует на его слова. — Правда, если вы будете придерживаться линии, что сами случайно наткнулись на нож, то мой человек сможет уговорить следователя, конечно за большие деньги, не усугублять положение Александра.
— Я-то буду придерживаться. Но мой следователь сказал, что на рукоятке ножа имеются отпечатки пальцев Саши. Вот в чем проблема!
— Ею будет заниматься как раз тот самый следователь, — хихикнул Эди.
— А разве по валюте к нему нет претензий? — удивился Шушкеев.
— Вроде нет, хотя он говорил, что следователь его допрашивал по золоту и валюте.
— В каком смысле?
— Я понял, что в привязке к вам, мол, давно ли знакомы, участвовал ли совместно в делах, связанных с золотом и валютой.
— И что он сказал? — не выдержал Шушкеев.
— Сказал, что не участвовал. И следователь больше не допрашивал его по этим вопросам.
— А не может ли ваш человек договориться со следователем относительно меня за соответствующие деньги? — спросил Шушкеев, уставившись в Эди.
— Попробовать, конечно, можно, но это очень…
— О вашей доле я не забуду, — перебил Шушкеев.
— Вот я и говорю, можно, — улыбнулся Эди.
— Тогда для начала нужно, чтобы он, когда переведут в тюрьму, поместил меня в санчасть, дал возможность встречаться с вами или вашим человеком, об остальном можно будет поговорить потом.
— Конечно, обо всем этом я могу начать говорить, но разговор останется разговором, пока у него в руках не зашелестят купюры.
— Вы предлагаете…
— Я ничего не предлагаю, это вы предлагаете, — перебил его Эди.
— Хорошо, скажите, сколько нужно для начала?
— Это уже конкретный разговор. Не менее десяти тысяч, ведь вы же валютчик?
— Хорошо, будут деньги, но какую гарантию вы можете мне дать?
— Никакую, — отрезал Эди. — Даже человек, письмо которого я вам привез, не требовал от меня гарантий, хотя вручил значительно большую сумму. Если есть сомнения, давайте прекратим этот разговор, и я уйду.
— Не надо уходить. Я дам эти деньги. Вот только сейчас решу, как это сделать, — нервно бросил он и, выдержав паузу, раздумывая над тем, как ему быть, отчего у него на лбу выступили крупные капли пота, произнес: — Я сейчас напишу, у кого можно будет их взять.
После этих слов Шушкеев вырвал из лежащего около подушки блокнота лист, быстро написал на нем короткий текст и, передавая его Эди, заметил: — У меня просьба: не говорите этому человеку, где я точно нахожусь. Ему это знать необязательно.
— Хорошо, так и сделаю, — сказал Эди, пряча записку в карман брюк. При этом он усилием воли заставил себя сохранить на лице безразличие, поскольку знал, что она содержит данные на связь агента-нелегала противника.
— А как мы будем поддерживать контакт, и как я узнаю, что вы начали работу со следователем? — с волнением в голосе спросил Шушкеев.
— Мой человек сегодня или завтра утром переговорит со следователем, и тогда я дам о себе знать. К тому же по поведению следователя вы сможете делать свои заключения, — ответил Эди, оглянувшись на дверь, давая тем самым понять собеседнику, что в любой момент в палату могут войти.
Проследив за его взглядом, Шушкеев промолвил:
— Понимаю, что у нас мало времени. Знаете, я написал не одно, а два письма: одно в Москву, другое — Саше. — После этих слов он извлек из-под подушки два конверта и вручил Эди со словами: — Вы беретесь их передать?
— Конечно, мы же договорились еще в прошлый раз. Александру передам сегодня. Мой человек подготовил встречу с ним во второй половине дня. В Москву поеду через неделю, когда здесь все организую.
— А до отъезда сможете зайти?
— Постараюсь.
— Постарайтесь, для меня это очень важно, — упавшим голосом промолвил Шушкеев.
— Понимаю, я все сделаю, что в моих силах, — заметил Эди, а затем, вновь оглянувшись на дверь, спросил: — Евгения нормально к вам относится?
— Нормально, но она боится этих, у двери сидящих, но блокнот и ручку принесла.
— Ладно, держитесь. Пойду, не стану ее дожидаться, видно, она занята другими больными, — промолвил Эди и ушел.
Покинув больницу, он вместе с Юрой вернулся в гостиницу. Оттуда позвонил Николаю и кратко рассказал ему о встрече с Шушкеевым и новом обстоятельстве, возникшем в общении с ним. Назвал установочные данные финансиста Шушкеева и предложил до своего приезда в комитет срочно проверить его по всем видам учетов КГБ и МВД. После этого вернулся к машине.
Через час, получив от наружки сигнал «можно», Юра помчался к въезду во двор комитета.
Во дворе Эди уже ждал Николай, который бросился к нему с распростертыми объятиями.
— Как тебе удалось его раскрутить? Генерал аж подскочил в кресле, когда я ему доложил, что Шушкеев дал контакт со своей связью, — выстрелил ему навстречу Николай и, взяв под руку, повел в здание.
— Очень просто, он сказал, что хочет майора советской контрразведки свести со своим агентом, — пошутил Эди и, тут же согнав с лица улыбку, спросил: — Пробили по учетам?
— Да, чист, в поле зрения органов не оказывался, работает таксистом. Жена — оператор телефонной станции. Детей не имеют. По данным адресного бюро, оба уроженцы Литвы, в Минске обосновались в 1965 году. Работа по сбору информации продолжается. Сегодня же запросим Москву и Вильнюс, — выдал Николай.
Через пять минут они зашли в кабинет Николая.
— А где Артем? — удивленно спросил Эди.
— Ушел торопить Бородина. Надо ускоряться по делу. Скоро вернется, — ответил Николай, смотря на то, как Эди раскладывает на столе конверты и записку Шушкеева.
— А второе кому, не читал еще?
— «Иуде», пусть сначала спецы посмотрят.
— Сейчас организую, — бросил Николай и набрал чей-то телефон.
Скоро пришли уже знакомые Эди ребята со своим чемоданчиком и в течение пятнадцати минут провели обследование писем, сфотографировали их и сообщили, что тайнопись ни на конверте, ни на рукописных листах не обнаружена. Затем, порекомендовав Николаю не касаться писем голыми руками, чтобы не оставить на них отпечатки пальцев, они ушли.
