Подойдя к койке, он резко сдернул простыню с Чалого. В ответ на это последовало несколько акцентированных попыток пнуть Эди в живот. Но они были пресечены Эди жесткими блокирующими ударами предплечьями по голеням атакующего, отчего тот застонал и быстро сел на койке, судорожно схватившись за ушибленные места.
— Если не угомонитесь, я вынужден буду бить, а не защищаться, — сквозь зубы процедил Эди, после чего Чалый поднял на него сморщенное от боли лицо и спросил:
— Чего вы хотите?
— Узнать, кто вас перевел сюда и с какой целью.
— Это от меня не зависело.
— Не крутите, молодой человек, вам неоткуда ждать помощи, и вы об этом знаете, так что говорите, иначе я за себя не отвечаю, — произнес Эди, делая ударение на каждом слове.
— В девятой хате я повозил хряпалкой по полу одного фраерка, а потом загнал его под шконку, а он сделал заяву, вот меня и перевели сюда, чтобы не утопил его в параше.
— Мне труда не составит перепроверить то, что вы сейчас тут складно изложили. Справедливый не откажет в помощи. И тогда будем решать, кто и зачем вас сюда перевел и кем вы на самом деле являетесь, — с угрозой в голосе произнес Эди. И, не выпуская из поля зрения Чалого, направился под окно, чтобы обдумать свои дальнейшие действия и заодно дать ему возможность проявить себя. О том, что он станет предпринимать какие-нибудь действия, у Эди сомнений не было. Иначе в сложившейся ситуации его пребывание в камере становилось необъяснимым. Именно на такой случай Эди хотелось быть на открытой площадке, что дало бы ему при необходимости возможность маневрировать.
Скоро к нему присоединился и Бизенко, который после некоторых колебаний прошептал:
— Вы думаете, что он подсадная утка?
— Сложно однозначно сказать, но он требует к себе внимания.
— Я склоняюсь к тому, что не меньшего внимания требует к себе и Виктор. Он сегодня буквально изнасиловал меня своими вопросами о вас, мол, почему вы за меня заступаетесь, что нас связывает, не были ли мы ранее знакомы, делал непонятные намеки относительно якобы известных ему моих минских знакомых. До конца послушать его не удалось — вломился этот тип и все вокруг закрутилось.
— По-моему, этот Виктор — обычный болтун, по крайней мере, блатные его за серьезного человека не принимают, да и личное поведение не в его пользу.
— Я с вами согласен, к тому же труслив как заяц: стоило этому бычку рявкнуть на него, так он чуть не обделался — сразу умолк и лег на спину, прижав ручки к груди. Собачья порода, они тоже так поступают в опасный момент. Я неоднократно наблюдал картину, когда собака смиренно кладет свою повернутую набок мордочку на подогнутые передние лапы в знак своего поражения перед грозным противником, ища заискивающим взглядом его глаза, чтобы на только им понятном языке сказать, не трогай меня, ты победитель, я склонилась перед тобой.
Эди, продолжая слушать неожиданно эмоциональную речь Бизенко, как позитивное отметил, что Виктору не удалось-таки ему рассказать об Андрее и Золтикове. И это хорошо, а то Бизенко наверняка втащил бы его в свою многоходовую шпионскую игру. «Надо прямо с утра попросить ребят перевести этого новоявленного Холмса в другую камеру, пока он не перепутал нам все карты…» — решил Эди, продолжая слушать соседа.
При этом он поймал себя на мысли о том, что весь вечер, о чем бы ни думал и что бы ни делал, его преследует вопрос: «Почему Бизенко не спрашивает у меня, а выполнил ли я его просьбу. И это при том, что у него на языке висел данный вопрос, когда чаевали и позже, когда стояли под окном. Может быть, боится, что скажу, прости, не смог или вообще не хочу этого делать…»
— Эди, смотрите, кажется, бычок решил сбежать от вас, — неожиданно резко произнес Бизенко, показывая рукой на Чалого, который вместе со своим постельным скарбом шел к двери.
Эди, мгновенно оценив ситуацию, сделал несколько шагов за ним и спокойно спросил:
— Совесть заела или от ответственности бежишь?
— Один здешний фраерок мне мозги замутил, желаю с ним перетолковать, если вернусь, то отвечу на все ваши вопросы, — ответил Чалый и сильно постучал в дверь, вызвав тем самым немалое удивление у видавших виды обитателей камеры.
— Уж не Вася ли замутил вам мозги? — так, на всякий случай спросил Эди, вспомнивший эпизод с двумя надзирателями, когда один из них назвал это имя.
— Какой еще Вася, — огрызнулся Чалый и с новой силой стал стучать в дверь.
— Лучше сейчас скажите, а то будет поздно, когда начнет спрашивать Справедливый, — для пущей важности назвал это погоняло Эди, в упор разглядывая Чалого.
— Не надо я сам. Да, это Вася, только откуда вам это известно? — ощерился Чалый, продолжая теперь уже ногой стучать в дверь.
— Сорока на хвосте принесла, — только и успел сказать Эди, как с шумом отворилась форточка, а за ней и дверь, у которой, держась за ее ручку, стоял тот самый Вася, растерянно поглядывая то на Чалого, то на Эди.
Затем, как бы опомнившись, он крикнул в камеру:
— Что здесь происходит, в ШИЗО захотел?
— Захотел, — грубо сказал Чалый и, чуть не сбив его с ног, шагнул в коридор.
Эди медленно развернулся и под любопытные взгляды сокамерников вернулся на прежнее место под окном. Своими действиями в отношении Чалого и неожиданным контактом с Долговязым, он вконец запутал и блатных, и неблатных обитателей камеры, а также несколько напряг и Бизенко. В продуманных и напористых действиях Эди он увидел что-то большее, что могло свидетельствовать о нем лишь как об историке и спортсмене. И потому встретил Эди оторопелым взглядом, в котором невооруженным глазом читалось: почему тебе так легко удается манипулировать этими людьми? Отчего в последние дни в камере блатные стали вести себя как овцы, а парень, сумевший в одно мгновение свернуть меня в бараний рог, бежит от тебя, вынужденно демонстрируя всем свою связь с надзирателем?
Эди, обративший внимание на этот непривычный взгляд соседа, сначала принял его как результат переживаемых им волнений. Но в процессе общения с ним понял, что это не совсем так, и потому стал напряженно искать причину, вызвавшую такую метаморфозу в настроении шпиона, чтобы адекватно на нее реагировать. Прокатав в мозгах ряд вариантов, он пришел к выводу, что она могла произойти только в течение одного последнего часа, который был насыщен острыми событиями, поскольку до этого Бизенко пел в его честь дифирамбы. Поэтому, чтобы разрядить ситуацию, Эди в спокойном тоне начал рассказывать ему о своем столкновении в переходе с двумя надзирателями и разговоре с Чалым, в ходе которого понял, что того перевели в третью камеру, чтобы он попытался его избить.
— Это понятно, вы им словно кость в горле, но у меня никак не укладывается в голове, откуда вам стало известно о некоем Васе, услышав имя которого этот Чалый чуть не бросился на дверь, — на одном дыхании выпалил Бизенко.
— Это имя я услышал из уст одного из тех двоих надзирателей. Кстати, это он открыл ему дверь.
