— Сказал, что Бизенко является приятелем его родственника, который волнуется за его судьбу.
— Вот как. Он, наверно, уже ушел?
— Нет, я к нему еще выйду, не стал сразу отфутболивать, как-никак мы одноклубники. Вы хотите возобновить с ним знакомство?
— Пока нет, вы лучше расскажите о нем Парамонову. И, если сможете, пообедайте с Андреем, неспроста же он предлагает это, — произнес Эди, ступив за Карабановым в здание изолятора.
— Скорее всего, да. Так и быть, пойду, пообедаю с ним и выясню, что его привело ко мне, — согласился тот, остановившись перед дверью кабинета, в которую до этого Эди приводили в качестве заключенного. — Вы заходите, а я пойду кого-нибудь из ваших ребят позову.
Эди прошел в кабинет и присел на прежнее место. В голове кружили мысли, связанные с поведением Андрея, который, используя свое знакомство с начальником оперчасти тюрьмы, пытается встретиться с «Иудой».
«Интересно, по своей ли инициативе он это делает? Может, по поручению кого-нибудь из еще неизвестных нам связей шпиона или своего родственника, у которого тот жил, или Золтикова? Да, нужно ускорять работу по Андрею, чтобы снять возникающие вопросы, тем более стало известно, что он не сигнализировал о задержании «Иуды»…, — размышлял Эди, пока его не отвлек скрип открывающейся двери.
Вошедшие в кабинет Артем и Николай почти в один голос выразили восторг новым обликом Эди, специально выставляя напоказ свою иронию. На это он, смеясь, отреагировал фразой:
— Зато ваш облик никаким реквизитом невозможно изменить, настолько вы оригинальны в своих выражениях.
— С этим не поспоришь, — заметил Артем, — особенно когда речь идет о Николае.
Тот же, не обращая внимания на колкость Артема, уже с серьезным видом спросил у Эди:
— Миша рассказал об Андрее, что ты думаешь об его активизации?
— Думаю, что его кто-то подтолкнул к таким действиям, — ответил Эди и поделился с коллегами своими соображениями на этот счет.
— Согласен, надо и нам активизироваться по выходу на разговор с ним, — сказал Артем. — Николай, ребята еще не закончили сбор данных по нему?
— Почти. Только надо некоторые детали по связи с Золтиковым прояснить. Правда, есть мнение, что Золтиков втемную использует его в своих делах.
— Тем более надо ускоряться, — в повелительном тоне заметил Артем. — Теперь давайте четче определимся, как будем действовать по «Иуде». Эди, слово за тобой.
— Для начала скажите, как он сейчас ведет себя. Заметно ли воздействие карцера?
— Подавлен, это я сразу заметил, — утвердительно сказал Николай.
— Я тоже, — согласился с его наблюдением Артем. — Карцер ошарашил шпиона. Он никак не может понять, с чего его вдруг запихнули в одиночку, что читается в его глазах, хотя вслух ничего не говорит.
— А следователи готовы предъявить обвинение в шпионаже?
— Все вещдоки здесь, в том числе и тайнописи, — ответил Николай.
— Тогда предлагаю такой алгоритм: сначала я буду наблюдать за тем, как он будет реагировать на обвинение и вещдоки, чтобы определиться, с чего начинать мой разговор с ним, а потом по ситуации подключусь. Надо следователей поставить об этом в известность, чтобы не заартачились. Им же не нравится, когда опера встревают в допрос.
— Об этом с ними я уже говорил, вопросов не будет. Они заинтересованная сторона. Скажи, а «Иуда» не узнает тебя в этом «наряде»? — спросил Артем.
— Не думаю, я сам себя еле узнаю.
— По-моему, сейчас это не имеет значения, — обронил Артем.
— А вот на мой взгляд, с разоблачением не надо торопиться, — произнес Николай. — Это нужно сделать как дополнительный удар по «Иуде», после предъявления ему вещдоков и получения его первой реакции на это.
— Хорошо, принимается, — согласился Артем, — в этом что-то есть. Тогда выдвигаемся.
— Артем, предлагаю идти вам вдвоем, а я тем временем займусь Андреем и другими вопросами, — сказал Николай.
— Договорились, действуй.
Через пять минут они, стараясь поменьше шуметь, зашли в камеру, где шел допрос, и сели в сторонке. Эди расположился на стуле так, чтобы видеть «Иуду» сбоку. Следователи не стали обращать на Эди внимания, а шпион, бросив на вошедших беглый взгляд, продолжил отвечать на поставленные перед ним вопросы.
«Не узнал, вот и хорошо», — подумал Эди, прислушиваясь к тому, как «Иуда» объясняет, что заниматься валютой его толкнуло желание жить хорошо, иметь возможность купить нужные семье вещи, создать нормальную человеческую обстановку в квартире.
Но неожиданно один из следователей, бросив взгляд на Артема, спросил у «Иуды»:
— Расскажите, а что заставило вас заниматься шпионажем против СССР?!
— Это неправда, я протестую! — нервно выкрикнул «Иуда».
— Прекратите паясничать и отвечайте по существу, — настойчивым голосом потребовал следователь, что был постарше. — У нас имеются неопровержимые доказательства вашего предательства и работы на иностранные разведки. Лучше для вас будет, если сейчас добровольно признаетесь и подробно расскажете следствию о своей преступной деятельности.
— Я не знаю, о чем вы говорите, я протестую. У вас нет никаких доказательств моей вины. Вы шьете мне то валюту, то шпионаж, но у вас ничего не выйдет. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, — процедил сквозь зубы «Иуда», на скулах которого заходили желваки.
Таким его видеть Эди еще не приходилось: «Иуда» буквально кипел ненавистью. Отчего у него создалось впечатление, что тот вот-вот готов наброситься на следователей.
Но другой следователь, что помоложе, спокойно выслушал «Иуду» и предложил:
— Гражданин Бизенко, будет лучше, если вы станете отвечать на поставленные вам вопросы без истерик, по деловому. Я согласен, это неприятно сознавать, но реальность такова — вам инкриминируется серьезное обвинение в измене государству в форме шпионажа в пользу иностранного государства, с вытекающими отсюда санкциями в виде исключительной меры наказания. Поэтому еще раз повторяю вопрос. Расскажите следствию о вашей шпионской деятельности. Вопрос, надеюсь, вам понятен?
Но «Иуда» не стал отвечать на вопрос.
Тогда следователь постарше меланхолично промолвил:
— Значит решили играть в молчанку? Но поймите, у нас имеются необходимые доказательства вашей вины, которых и без ваших признаний достаточно, чтобы суд вынес вам высшую меру наказания.
Затем он достал из стоящей рядом с ним коробки радиостанцию и, положив ее перед «Иудой», спросил:
— Что это за предмет — знаете?
Иуда вновь не ответил, но по выражению его лица и мгновенно выступившей испарине на лбу было заметно, что увиденное потрясло его.
— Молчите? Тогда я скажу — это радиостанция. На ней обнаружены отпечатки ваших пальцев и в установленном законодательством порядке этот факт задокументирован.
