Озадаченный таким оборотом дела, Эди уже хотел развернуться и уйти, но напоследок все-таки бросил в окошко:
— Может быть, посмотрите заявки, а вдруг там найдете мою фамилию.
— Рябчикова, а какая у него фамилия? — услышал он чей-то голос из-за перегородки.
— Атбиев, — громко сказал Эди и остановился в надежде, что не придется ночевать в холле гостиницы.
— А ты, Рябчикова, форменная дура, — услышал он тот же голос, — надо же было хоть фамилию спросить, прежде чем выпендриваться. Смотри сюда, ему сам шеф оставил люкс. Ну-ка, отодвинься, я сама.
И в следующие секунды в окошке показалось лицо обладательницы этого голоса, которая учтиво произнесла:
— Извините, пожалуйста, ее, она сегодня не в духе. Давайте ваш паспорт, я мигом. Вы у нас впервые?
Эди молча протянул ей паспорт, а сам подумал, что со шпионом ему пришлось меньше потратить нервов, чем при поселении в гостиницу. «Так что, майор, знай наших. Они закалят любого своим «нет и да», подобно тому, как кузнец закаляет булат, раскаляя его добела и затем окуная в холодную воду», — заключил Эди, наблюдая за тем, как его обидчица что-то шепчет его благодетельнице.
— То-ва-рищ, вы не ответили на мой вопрос, — вкрадчивым голосом напомнила благодетельница о себе.
— Не впервые, — сдержанно сказал он, удивляясь происшедшей в этих женщинах метаморфозе, их умению из мегер в мгновение ока превратиться в саму учтивость и пытаться снять возникшее у человека напряжение из-за их хамства.
— А откуда тогда знаете нашего начальника, если, конечно, это не секрет?
Решивший держать себя в руках Эди спокойно ответил:
— Вместе спортом занимаемся.
— Ой, как интересно. Слышишь, Рябчикова, наш будущий жилец с Жорой вместе спортом занимается.
— Слышу, не глухая.
— Может, и нам попроситься на их занятия? — спросила у подруги благодетельница, протягивая Эди для заполнения анкеты, изобразив при этом сияющую улыбку.
— Стары мы, Валь, для таких дел, да и спортсмен, наверно, зол на меня.
— Не раскисай, Рябчикова, я сейчас, вопреки указке Жоры поселить его в люксе на этой стороне, выпишу ему апартаменты из парт-фонда с видом на Кремль, и он простит нас. Главное, чтобы красавчику это по карману оказалось, — весело промолвила благодетельница и тут же спросила у Эди: — Как с мани-мани?
— По карману, — ответил он и стал заполнять анкету прямо у окошка… Конечно, он сразу понял, что коллеги хотели поселить его в контролируемый номер. Но, чтобы убедиться, насколько жесткая команда на этот счет была, спросил: — А Жора не обидится, если в другой номер поселите?
— Он и не вспомнит, какой заказывал, а если что, отбрешемся. Только сами не говорите ему, при каких обстоятельствах мы стали такими внимательными к вам, — попросила Валя, сложив губы в дудочку.
— Не буду, — сказал Эди, внутренне улыбнувшись, так как знал, что номера из партийного фонда изначально не оборудованы средствами аудио— и видеоконтроля. Не разрешалось это, чтобы исключить фиксирование чекистами разгульной жизни прибывающих в столицу на партийные форумы региональных партийных боссов и их местных товарищей, отрывающихся здесь по полной.
Женщины тем временем продолжали вести меж собой оживленной диалог. Рябчикова, несколько успокоившись, стала смешить подругу анекдотами, вычитанными из журнала «Крокодил», которая с удовольствием хихикала, изредка поглядывая на молодого человека, как бы призывая разделить ее восторг, но ему было не до смеха.
Через несколько минут он получил всесильное разрешение на вселение в гостиницу. И, попрощавшись с ними, поднялся в номер, который приятно удивил Эди своими меблированными гостиной и спальней, а также со вкусом отделанными ванной и санузлом. В таком номере ему раньше останавливаться не приходилось. Поэтому с интересом осмотрел его и приблизился к огромному, почти на всю стену окну в тяжелых бордовых портьерах и уперся взглядом в Кремль, за красно-бурой зубчатой стеной которого горели в лучах прожекторов золоченые купола живописных древних храмов и рубиновая звезда на островерхом шатре Спасской башни.
В этот момент неожиданно в голове начали всплывать отрывки из рассказов из ранее прочитанных книг об истории Кремля, являющегося немым свидетелем былого и настоящего страны, жизни праведных и случайных ее правителей. О том, как около восьми с половиной столетий тому назад на высоком Боровицком холме, у слияния рек Москвы и Неглинной, была заложена небольшая деревянная крепость, положившая начало городу Москве. Как крепло и развивалось русское государство. Как первые деревянные стены и башни Кремля сменили на дубовые укрепления Ивана Калиты, а их потом — на белокаменную крепость, построенную во времена Дмитрия Донского. Позже, в период создания русского централизованного государства в конце пятнадцатого века, здесь были возведены новые кирпичные стены и башни, которые ремонтировались, надстраивались и укреплялись до последнего времени.
Бывало, Кремлю трагически не везло, и он оказывался в руках врагов. Так, в 1176 году Москву сжег дотла князь Глеб Рязанский. В 1238 году хан Батый оставил на месте крепости груды пепла. Да и в последующие годы татары несколько раз сжигали Кремль, но раз за разом он, словно птица феникс, возрождался из пепла.
В 1382 году, воспользовавшись междоусобицами и предательством суздальских князей, Кремль захватил и разорил татарский хан Тохтамыш. В начале семнадцатого века после смерти Бориса Годунова на Русь хлынули польско-шляхетские захватчики, которые захватили Кремль. В сентябре 1812 года после ожесточенных сражений в него через Троицкие ворота вошли войска Наполеона и в течение месяца грабили соборы и дворцы, жгли и уничтожали исторические ценности. Перед отступлением взорвали многие стены, башни и другие укрепления. Но он вновь был восстановлен.
Эти мысли, пронесшиеся в голове Эди в одно мгновение, заставили вспомнить слова «Иуды» о том, что страну ждут великие потрясения, вызванные к жизни противостоянием двух несовместимых идеологий и построенных на их основе миров. И произойдет это вновь из-за междоусобиц и распрей новых князей и бояр при неспособности руководства страны противостоять внешним и внутренним разрушительным силам. Он и сам видел то, что не все декларируемые из-за этих древних стен идеи и тем более практика повседневной жизни находят отклик и понимание в сердцах и душах простого человека, построившего за короткий промежуток времени великое государство и имеющего право на достойную жизнь. И потому волновался за свое и многих других людей будущее. Он, конечно, знал, что расшатать советский строй с низов невозможно. Но, видя, как иждивенчество и мздоимство, моральное и нравственное разложение, откровенная торгашеская психология, прочно обосновавшиеся в среде партийно-советской элиты, разъедают власть и основы государства, волновался, а не окажется ли прав шпион.
Постояв около десяти минут у окна, вглядываясь в это великолепие, которое должно было являть собой отображение стабильности и уверенности великого государства, вроде пытающегося усилиями новых властителей Кремля встать на новый путь исторического развития, Эди лег спать. Нужно было отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню, который ему виделся напряженным.
