— Саддама Хусейна? — переспросила я.
— Ну да, Мэл, — кивнул Оззи, — он же типа злодей. Его надо убрать. Правильно?
— Мэл, а что ты думаешь насчет нового аэропорта? — поинтересовался через несколько минут Клинтон, посыпая кокосовой крошкой чизкейк. — На Ангилье мнения разделились. Так что ты думаешь?
Вот это уже была серьезная тема, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы тщательно обдумать ответ. Власти собирались построить новый аэропорт, который кардинально изменил бы судьбу острова. Я уже усвоила, что к политическим вопросам следует подходить крайне осторожно. В данном случае мне были знакомы доводы как противников, так и защитников этой затеи. С одной стороны, увеличение притока туристов сулило массу преимуществ. В первую очередь это гарантировало появление новых рабочих мест. С другой стороны, визитной карточкой Ангильи были именно спокойствие и безмятежность, с которыми придется распрощаться, как только над островом заревут двигатели авиалайнеров, а на укромные пляжи хлынут орды туристов. Кроме того, где эти орды селить? Неужели сносить бульдозерами удивительные, неповторимые дюны и на их месте строить огромные отели?
Жителям Ангильи был знаком печальный опыт Сан-Мартина. Всего за двадцать лет в результате строительства огромных курортных гостиниц и казино, сочетавшегося с совершенно непродуманной иммиграционной политикой, на острове буйным цветом расцвели преступность и безработица. «Такого у нас на Ангилье не будет, — повторял мне Джошуа. — Такого, дочка, мы здесь никогда не допустим. Никогда».
Впрочем, Джошуа являлся представителем старой гвардии. Имелось еще и молодое поколение, разрывавшееся между консерватизмом родителей и соблазнами внешнего мира. Да, они испытывали уважение к простоте жизни на Ангилье, но при этом их манила перспектива — шутка ли сказать, появление новых рабочих мест и увеличение притока денег на остров. Каких-то двадцать лет назад далеко не все местные жители могли себе позволить такую роскошь, как телефон или электричество. За последнее время обитатели Ангильи сделали огромный шаг вперед. Новый аэропорт станет еще одним таким шагом. Но при этом путь назад будет отрезан.
— Я уверена, что власти Ангильи смогут принять правильное решение. — Мне, наконец, удалось подобрать оптимальный ответ.
В тот вечер особым спросом пользовались креветки, и я попросила Шебби принести их из камерного холодильника. Шебби молча уставился на меня.
— Что случилось, Шебби? У нас что, креветки кончились?
— Нет, креветки есть, только достать я их не могу. У меня и так в плече газы, а если я в холодильник полезу, так только хуже станет.
— Газы? В плече? Ты о чем? Я же тебя просто прошу принести креветки, — произнесла я.
— Я же только что стоял у горячего гриля. Мне теперь нельзя трогать мороженых креветок. Мало того, что у меня газ в плече, так вдобавок я еще и артрит заработаю.
У нас на кухне постоянно обсуждались вопросы, связанные со здоровьем. Особенно всех занимали причины возникновения простуды. Нам с Бобом быстро объяснили несостоятельность теорий об инфекциях и микробах. Во время приготовления пищи на ресторанных кухнях постоянно приходится мотаться в камерный холодильник. На Ангилье наших работников каждый раз надо было уговаривать это сделать. В случае необходимости ребята с осознанием долга отправлялись в холодильную камеру, предварительно, правда, обернув голову маленьким полотенчиком. Они были свято уверены в том, что это поможет предохраниться от гриппа.
Однажды мы поехали по каким-то делам в Вэлли. Навстречу по дороге мчался велосипедист. Увидев нас, он издал пронзительный крик.
— Бланчард! — заорал он нам вслед.
Ни я, ни Боб никогда его прежде не видели, однако незнакомец отчаянно махал нам руками, чтобы мы остановились. Развернув велосипед, он пустился за нами в погоню. Мы остановились на обочине, и он наклонился к окну, расплывшись в широкой улыбке, которая обнажила на зубе золотую насадку в форме звезды. Длинные толстые косички-дреды ниспадали до пояса. Тяжело дыша после упорной гонки, он произнес:
— Меня зовут Джа-Дэйвис. Я брат Клинтона и Шебби. Они мне вечно о вас рассказывать. Вы ехать смотреть мою коллекцию раковин? Мне бы хотеться вас ее смотреть.
Джа-Дэйвис объяснил, как добраться до его дома, и мы пообещали заехать в тот же день, после чего распрощались с ним. Боб рассказал, что где-то читал, будто растаманы всегда добавляют к собственным именам приставку «Джа» — это как-то связано с их религией и якобы несет в себе положительную энергию. Выполняя обещание, мы в тот же день наведались в место, которое впоследствии стали звать между собой Дэйвисвиллем. На одном участке земли там проживали Шебби, Клинтон и, как минимум, еще семь из десяти других братьев и сестер семейства Дэйвис. Джа-Дэйвис обнял нас, пригласил в дом и, конечно же, повел смотреть свою коллекцию. Они с женой нанизали на леску сотни плоских морских ежей, олив, кусочков раковин сердцевидок и стромбид и повесили их на палках, превратив в музыкальные подвески. Раскачиваясь, те висели в дверях и на окнах, издавая чудной звук, отчего создавалось впечатление, что мы очутились в неком святилище. Тысячи раковин были разложены по цвету и размеру на полу, и Джа-Дэйвис рассказал нам, где какие из них он нашел. Он пояснил, что больше всего ему нравятся пурпурные и оранжевые, но некоторые из белых тоже дают изумительный звук.
А затем хозяин вручил нам маркер и попросил оставить автограф на сложенной из камней стене в его гостиной. Стена была вся исписана, поэтому нам пришлось потрудиться, прежде чем мы нашли клочок свободного места в этой каменной гостевой книге. Джа-Дэйвис улыбнулся, блеснув золотой звездой, и попросил выбрать себе на память любую из музыкальных подвесок — он нам ее дарит.
В воскресенье по утрам жители Ангильи всей семьей отправлялись на службу в церковь. Мальчики были одеты в пиджаки, как правило, ношенные до них кучей старших братьев, а девочки красовались в синих платьицах, кружевных гольфах до колен и сверкающих черных туфельках. Волосы были перехвачены разноцветными лентами в тон платьям. Дети постарше, зажав подмышками Библии, держали за руки малышей. Отцы семейств, кроме Библий, прихватывали с собой бубны, и по дороге в церковь ритмично потряхивали ими для разогрева.
Больше всего в церковных службах нам нравилась музыка. Из открытых дверей церквей доносились голоса поющих женщин в соломенных шляпах. Гимны были самые разные: некоторые — дикие и безумные, некоторые — мягкие и нежные. Чтобы не перегреться, паства обмахивала себя и детей импровизированными веерами, сложенными из бумаги.
Мы как раз стояли возле розовой церкви в Саут-Хилл и слушали музыку, когда во дворе показались Гаррилин и ее шестилетняя племянница Роксана. Я восхитилась косичками малышки, в концы которых были вплетены золотые и серебряные бусинки.
