Она снова повернулась к своему стакану, а я вперил взгляд в
свой. Нет, в самом деле не понимаю, что меня задело. Я же не дорожил этой
восторженной дурочкой, да и для нее это была случайная связь, я вообще-то не в
ее вкусе, хотя мы удачно сошлись на почве трансгуманизма да плюс еще иногда
сталкиваемся на работе.
Наверное, просто жизнь настолько ровная, предсказуемая и без
рытвин, что даже такой пустяк выбивает из колеи. Говорят же, что, когда
супругам не из-за чего ссориться серьезного, они скандалят, кому выносить
мусорное ведро.
Я выпил еще два коктейля один за другим, женщина повернула
голову и бросила на меня беглый взгляд. Я дал знак бармену, чтобы наполнил еще,
женщина проследила взглядом, как он наполняет стакан, повернулась уже всем
корпусом и взглянула внимательнее. Я видел, как ее взгляд скользнул на
запястье, где у нее экранчик на всю ширину кисти. Возможно, не желает
пропустить начало показа мод, но, может, и смотрит инфу обо мне, задав
поисковику те данные, что высвечиваются в моей голограмме.
— Не пей больше, — сказала она вдруг. — Ты за
рулем, а у тебя нет автопилота.
Я пьяно ухмыльнулся:
— Этим данным уже неделя.
— Что-то изменилось? — поинтересовалась она.
— Джипиэс-восемь, — сообщил я гордо. — Сам
отвезет, откроет ворота, загонит в гараж… Только что меня в спальню не отнесет…
Может быть, ты поможешь?
Она окинула меня оценивающим взглядом.
— Может быть. У меня тоже хреновый настрой. Как
думаешь, минус на минус в самом деле дает плюс?
— Можем проверить, — ответил я. — Не хочется
другим настроение портить, но если нам обоим хреново, то хуже не будет, правда?
Она невесело усмехнулась:
— Ты прав. Попробуем. Меня зовут Жанна.
— Меня Владимир.
Мы вышли под руку, как старые знакомые или муж и жена,
прожившие тридцать лет и притершиеся так, что уже не разделяют себя и партнера.
Машина мигнула фарами с полутемной стоянки, я махнул рукой,
не желая добираться к ней по лужам, мой ушан задом выбрался из ряда автомобилей
и послушно подкатил к бровке у входа в бар.
Жанна не стала ждать, пока открою для нее дверь, дернула за
ручку и плюхнулась на сиденье раньше, чем я обогнул машину. Я сказал негромко:
«Ушан, домой», и мотор тихонько зарычал, салон качнулся, когда заднее колесо
попало в выемку, затем автомобиль развернулся и, не делая ни единого лишнего
движения, выбрался на автостраду.
Жанна откинулась на сиденье, на губах легкая улыбка, лицо
спокойное, умиротворенное. Мимо помчались ярко освещенные дома, затем скорость
резко упала, машина опасливо двигалась мимо ночного клуба, там толпа
взволнованного народа выпирает на проезжую часть, двое дюжих полицейских тащат
в фургон, заломив руки за спину, парня с кровью на лице. Он картинно потрясает
головой, чтобы видеокамеры хорошо засняли и кровь, и его одухотворенное лицо
борца за свободу и демократию.
Она сказала с легкой насмешкой:
— Это третий раз за неделю.
— Вообще, — спросил я, — или здесь?
— Только здесь, — пояснила она. — Думаю,
скоро и эта борьба за нравственность закончится поражением.
— И я в этом уверен, — сказал я.
Ее смех прозвучал тихо и грустно:
— Консенсус.
Еще года три тому были созданы отряды народной полиции
нравов, которые следили, чтобы на вечеринках и тем более на улицах не ходили с
обнаженной грудью. Первые дни были стычки и столкновения, пока самые сметливые
не придумали одевать лифчик, но грудь выпускать поверх, а то и вниз, это уже
смотря на любителей. Придраться невозможно, ибо, бесстыдно глядя в глаза, можно
заявлять смело, что грудь просто выпрыгнула, да, выпрыгнула, а я вот такая
рассеянная, не заметила! Да, целый день хожу так, но не заметила.
То же самое и с трусиками, их можно скатывать в узкую
полоску не шире ниточки, но опять оправдание: сами скатались, материал такой, а
я по рассеянности не заметила, я же деловая девушка, а не какая-нибудь, что
только смотрит на себя…
Правда, эта борьба с переменным успехом длилась только на
первых порах, потом, как и водится, консервативное большинство затрещало по
швам.
— Есть закон, — сказал я, — или просто
наблюдение, как вот с наблюдением Мура, которое все упорно называют «законом
Мура», что все, однажды изобретенное или открытое, закрыть уже невозможно.
Она сказала тихо:
— Рано или поздно будет применено. И всегда раньше, чем
поздно.
— Так что консерваторы отступят, — сказал
я. — И даже самые нерешительные из модников начнут обходиться без фиговых
листочков трусиков и лифчиков!
Я сказал победно и с вызовом, мы все постоянно бросаем вызов
обществу, мы ж бунтари, а оно нас гнетет, таких свободолюбивых и непримиримых,
однако что-то в моих словах сам не ощутил прежнего задора и готовности
пострадать за убеждения. И вовсе не потому, что струсил.
Она чуть повернула голову в мою сторону, глаза в полутьме
загадочно поблескивали.
— И что? Будешь любоваться зрелищем голых женщин?
Я подумал, раньше бы ответил без колебаний, но сейчас
пробормотал:
— Не знаю.
— Что случилось?
Я повторил:
— Не знаю. Раньше казалось, что голые бабы на улице —
круто. А сейчас вот они только начали появляться… и то уже нет того азарта,
какой ожидался. А что потом?
Она все еще смотрела на меня, а я глядел вперед, как автомат
умело ведет машину, высчитывая расстояние до бордюра, спрашивает дополнительную
информацию от Доркомпа и советуется с другими автомобилями, даже спрашивает у
встречных автомашин, как там впереди дорога и не ожидаются ли пробки.
— Но ведь жить стало легче? — спросила она.
— Кто спорит, — ответил я. — Никаких
обязательств, секс безопасный и без ограничений, все запреты сняты…
— Не существует ревности, — откликнулась она
тихо, — это же атавизм, так?
Мне показалось, что она подсознательно ждет опровержения,
даже слова поставила так, чтобы я возразил, однако я лишь кивнул:
— Да, атавизм. И хотя многие из нас все еще иногда
ревнуют, но уже втайне.
Она вздохнула:
— Да, никто не рискует признаться в такой отсталости.
Продвинутые, чтобы доказать свою раскрепощенность и готовность жить в этом
новом мире, хотя бы раз в месяц меняются женами…
— И как? — спросил я.
Она пожала плечами:
— А никак.
— В смысле?
— Ничего не меняется, — пояснила она. — Все и
друзей подбирают себе из того социального слоя, в каком живут сами. Потому не
так важно, что я пожила женой одного друга моего мужа, потом другого, третьего,
четвертого… десятого. Они такие же, как и мой, у всех одна и та же техника
секса. У всех примерно одинаковые коттеджи и квартиры, даже мебель стоит
одинаково!
