— Просто хочу, чтобы это сказали вы, Василий Петрович.
— Чтобы оспорить?
— Ну да, я обожаю спорить.
Василий Петрович двинул плечами:
— Но если станет доступно… э-э… чтение мыслей, то
отпадут возможности спора ради спора, из-за амбиций, нежелания уступить или
признать чужую правоту. Жизнь потеряет некоторые краски!
— Некоторые?
Василий Петрович ответить не успел, Роман сказал язвительно:
— Смотря для кого. Для любителей засорять форумы флудом
бесконечных споров… грядет кошмар! Увидеть собственную ничтожность… нет,
увидеть, что другие видят их насквозь…
— А их масса, — подытожил Гулько.
— Что будет с ними?
Роман двинул плечами:
— А нам не плевать на эту биомассу? Мы уйдем дальше. С
нами уйдут те, кто… скажем так, чист. И может раскрыть мысли другим. А взамен
воспользоваться знаниями и умениями тех, кто открывается навстречу. Так выпьем
же за следующий шаг!
Они потянулись ко мне с бокалами в руках. Я улыбался и
чокался краем фужера, но под мелодичный звон сжимается в страхе мелкая душонка:
как, все раскроется?
Василий Петрович заговорил лениво и с чуточку брезгливой
миной на породистом лице бородатого патриарха:
— Да что за бред насчет чтения мыслей?.. Каждый,
понимаете, каждый волен приоткрывать только то, что захочет сам. Никто-никто,
даже всемогущие правительственные структуры не в состоянии вломиться вам под
череп и посмотреть, что вы на самом деле думаете о власти или кому служите на
самом деле!.. У всех полная неприкосновенность частной жизни!
Роман слушал заинтересованно, я ощутил толчок в бок с другой
стороны, Гулько шепнул:
— А что он не говорит о самом главном?
— Коров ведут на бойню под успокаивающую музыку, —
ответил за меня Тимур тихо.
Роман буркнул тихонько:
— Он все сказал верно. Каждый волен открываться сам. Но
вот я, как и любой, буду испытывать недоверие к человеку, который скрывает
слишком многое.
Тимур добавил:
— Такие вообще не смогут подниматься по служебной
лесенке.
В кабинет входили по одному — по двое директора, главные
менеджеры, руководители верхнего звена. В основном те, кого я набрал в процессе
работы еще над «Виртуальной Москвой», когда еще не стала «Виртуальным миром». И
не потому даже, что лучшие, я по атавистической привычке, как и все мы, больше
доверяю тем, кого знаю. Врут все, но старички то ли врут меньше, то ли уже
знаю, когда и где соврут, так что…. Словом, они директора, и сейчас я словно
заново рассматривал их, не так уж и постаревших, за пятнадцать лет не так уж
много морщин, но уже располневших, солидных, со сдержанными движениями людей с
весом.
Пришла Алёна и сразу села там же, возле двери. Василий
Петрович поднялся и наполнил ей бокал. Алёна с улыбкой поблагодарила его
кивком, Василий Петрович по своей консервативности никак не может привыкнуть к
равноправию полов и все еще распахивает перед дамами двери, уступает место,
подает шубу и даже в особых случаях целует им руки.
— По служебной лестнице? — повторил Роман
задумчиво. — Гм… самая высокая служебная лестница в политике.
Тимур подвигал складками на лбу, кивнул:
— Вообще-то в яблочко. В принципе первым надо было бы
вставить такой чип политикам. Но именно они воспротивятся больше всех.
Скопа, он пришел в числе последних, но сразу же уловил о чем
спор, сказал уверенно:
— А не впускать в политику тех, кто без чипа!.. Если до
мыслей слесаря нам нет дела, то президент должен быть для всех как стеклышко.
Тимур, как вечный сверхрадикал, сказал горячо:
— Вы чего? О политиках говорите, как о людях! Да это
самые лживые, подлые и грязные твари на свете!.. Они никогда-никогда не
согласятся ни на какие чипы. Вся политика — это ложь, и если их мысли
откроются, то… какая может быть политика?
Роман сходил к столу и вернулся с огромным куском торта на
блюдце. Василий Петрович налил ему кофе, Роман кивнул, наблюдая за коричневой
струйкой, и, не отрывая от нее взгляда, заговорил медленно:
— Мы об этом стараемся не говорить, но я чувствую, что
все настроены за то, чтобы политиков в сингулярность не брать. Я угадал? Как и
алкашей, наркоманов, футбольных фанатов и прочий человеческий мусор.
Василий Петрович поправил с иронической улыбкой:
— Вообще-то мы стараемся не говорить и даже не думать,
кого брать, а кого нет. Интеллигенты сраные, что с нас взять. У нас уже в
подкорке это равенство и братство, хотя ну никак не соглашусь на равенство и
тем более братство с пропившимся алкашом, что валяется в канаве! Однако молчим.
О некоторых вещах говорить не принято. Даже думать нехорошо, но думы нет-нет да
и вылезут как бы сами по себе. Их контролировать труднее, а вот помалкивать о
некоторых вещах удается легче. А мы все тактичныя и деликатныя, вот и
помалкиваем о спорных вопросах. Никому не хочется, чтобы дураки тыкали грязными
пальцами и орали обрадованно: хвашысты! Щас наши черепа мерить будут!
— Вот-вот, — сказал Гулько со вздохом. —
Хвашисты. Сколько времени прошло с тех пор, а ярлыки живы. Но для нынешнего
поколения что хвашисты, что гунны — из одной эпохи.
Роман зябко передернул плечами:
— Не знаю, как вы насчет грядущего чипа, но мне
страшно. И я… не решусь ставить себе. Как только подумаю, сколько таких, что с
дружелюбной и открытой улыбкой, глядя на коллегу, говорят ему, какой он хороший
человек, а сами думают: чурка сраная, понаехало вас, черножопых, всех бы за
шиворот да пинками в зад обратно в ваш Чуркистан…
Тимур хмыкнул:
— У нас еще что! Это в США начнется!..
Политкорректность — маска из бумаги, а под нею ненависть к черномазым
негритосам, к косоглазым китаезам, ко всей швали, что прет из Латинской
Америки… А все чернокожие, латиносы и узкоглазые, в свою очередь, ненавидят
белых… К тому же кипит и бурлит тайная ненависть мусульман, их в Штатах уже
двадцать миллионов… Эх, я бы сперва ввел чипы в Америке!
Роман сказал мрачно:
— Боюсь, так и случится.
— Боишься?
— Рухнут США, — пробурчал он, — рухнут и
надежды на сингулярность. По крайней мере, в обозримом будущем.
Скопа аккуратно доскреб серебряной ложечкой остатки крема с
блюдца, вздохнул и с надеждой посмотрел на стол, где на торте срезали только
верхушку.
— Сингулярность будет, — возразил он, — уже
опубликованы семь основных примет:
1. Вы рефинансируете ипотечный кредит в тридцать второй
раз.
2. ГМ репки формирует биотехкомпанию и секвенирует
собственный геном.
