Алёна вышла из ванной свеженькая и благоухающая, улыбка на
лице.
— С облегчением, — сказал я, — что есть
будешь?
— Я уже все заказала, — сообщила она. —
Покажи, что у тебя за проблемы с наложением вектора тензорастики…
— Сама заказала? — спросил я с недоверием.
Она отмахнулась:
— Все некогда перепоручить автоматам. Да и зачем?
Я пожал плечами:
— Ну-у… чтобы самому не возиться. А вообще не знаю, что
мне подают на обед.
— Ты мужчина, — сказала она снисходительно, —
ты отметаешь все лишнее. А мы, женщины, от мелочей отказываемся не так легко…
— Ты женщина? — удивился я. — На фиг тебе это
надо?
— Что? — переспросила она. — Быть женщиной?
— Ну да…
Она подумала, нахмурила брови.
— А что в этом плохого? Ну, женщина… и что? Какая
разница?
— Ты же сама говоришь, что женщины слишком вникают во
всякие мелочи.
Он прошлась по комнате, кресло катилось за нею, стараясь
подставиться мягким сиденьем, наконец просто боднуло под колени, и Алёна с
размаху погрузилась в его роскошные объятия, красиво вскинув ноги. Поспешно
подкатил столик, манипуляторы поставили два хрустальных бокала и наполнили на
треть красным вином.
— Знаешь, — сказала она с удовольствием, —
некоторые мелочи весьма… приятные. Как вот это вино. Только почему красное?
— Не знаю, — ответил я рассеянно. — Это не я
выбирал. Наверное, потому, что красное как-то защищает от атеросклероза,
инфарктов, инсультов, еще какой-то ерунды…
— А кто выбирал? — спросила она с подозрением в
голосе.
— Не знаю, — ответил я честно. — Бар и
холодильник вообще-то получают указания от кровати. Пока я сплю, она даже
уровень сахара в крови проверяет, зараза. И всей квартире раздает указания…
Она с великим изумлением уставилась на что-то за моей
спиной.
— Настоящая джезва? Ты что… все еще пьешь кофе?
Я с кривой улыбкой развел руками:
— Все еще… иногда. Так. Для вкуса. Ностальгия… Но,
конечно, пользуюсь и алатропом и некстером.
— А геппом?
Я отмахнулся:
— Не знаю, душа не лежит к расслабляющим. Я из тех, кто
в старину ни за что не притронулся бы к марихуане, но с кокаина не слезал бы.
Она пробормотала:
— Я тоже предпочитаю стимуляторы.
Чтобы выказать себя крутым мачо, я закрыл папку с
диковинными рецептами и велел приготовить просто яичницу с ветчиной.
Единственное, что аппаратура решила без нас, это удвоила количество яиц и утроила
ветчины. Наверное, мы выглядели достаточно голодными.
Алёна быстро и без жеманства опустошала свою тарелку, я сижу
напротив, но она поглядывала поверх моей головы, на стене гибкий экран, что
переходит и на соседние стены, слышно, как шумно плещется море, кричат чайки,
доносятся азартные крики и глухие удары по мячу.
Пляжей обычного типа почти не осталось, все стали
нудистскими. И даже те, которые не нудистские официально, все-таки где
наполовину, а где и намного больше заняты нудистами. Когда проблема увеличения
пенисов исчезла, все больше мужчин вдруг открыли, что они вообще-то нудисты, а
когда подкачка геля в половые губы стала настолько рутинным делом, что можно
раздувать их до любых размеров в домашних условиях, то и женщины ощутили, что в
нудизме что-то есть, есть.
Наконец на обычных пляжах нудистов стало столько, что на
мужчин в плавках смотрели с иронией: и что он там скрывает? Сморщенный крючок
или что-то мелкое и винтообразное? А если женщина в купальнике, то у нее там
нечто такое, что даже пластический хирург опускает руки?
Но полной и окончательной победой нудисты наслаждались всего
два-три года. А потом появились модификанты, на их фоне нудисты теперь выглядят
старомодными и отсталыми.
Алёна опустила взгляд на меня, повела в воздухе пальцем, и пляж
мгновенно сменился чинной атмосферой государственных учреждений. Чиновники
вскинули руки с бумажками, по старой традиции какой-то законопроект или
межправительственное соглашение одобряя именно таким образом.
— Молодец, — сказал я хмуро, — сразу отыскала.
— Это было непросто, — призналась она. — У
тебя семь тысяч развлекательных каналов, триста информационных и всего шесть
по-настоящему дельных.
Я буркнул:
— Во все века клоуны всех мастей были популярнее и
заметнее ученых, политиков, философов, мудрецов. Начиная с допещерных и
пещерных эпох и до нынешнего времени. И сейчас новость ли, что телеканал
Академии наук менее популярен в сети, чем любой из развлекушек?
Она поморщилась:
— Еще скажи, что Аня Межелайтис известнее любого
нобелевского лауреата, что создатель компьютера умер в бедности, а создатель
порносайтов покупает дворцы и оборудует в личных суперлайнерах бассейны, а на
яхтах ставит теннисные корты для себя и друзей!
— И скажу, — пообещал я, потом махнул
рукой: — Дразнишься? И так все знаешь.
Она сдвинулась вместе с креслом в сторону и похлопала по
корпусу стиральную машину.
— А хорошо, — сказала она деловито, — что
всех роботов, хоть кухонных, хоть садовников, всегда снабжают половыми
органами. Хотя по правилам они и тщательно замаскированы, но даже я могу
понять, как быстро их высвободить наружу и как закрепить на постоянное место.
— И где там половые органы? — осведомился я
мрачно.
— Может быть, — предположила она, — ты убрал
перед моим приходом?
Я пожал плечами:
— А смысл? Через несколько часов узнаешь обо мне все. У
меня не останется тайн.
— Страшно? — спросила она с сочувствием.
— Страшно, — сознался я. — Как-то относился
бездумно, видел только плюсы, а теперь мороз по шкуре… И вдруг ощутил, как
дорожу твоим мнением. Жутко все разом потерять.
Она отмахнулась:
— Не боись, мое мнение о тебе не шибко высокое. А если
честно, то… нет, не скажу.
— Спасибо, — сказал я. — Наверное, только
потому с тобой у меня и комфорт. Любовь — это когда можно без стеснения
перднуть в постели. Или посидеть рядом на унитазе… Хотя вообще-то, когда дрыхли
в твоей постели, ты пукала довольно мощно, но все равно было комфортно и совсем
не противно…
Она вскрикнула в великом возмущении:
— Что? Я? Да никогда в жизни!
— Жаль, — сказал я печально, — вот видишь, и
не пукала, и на унитазах не сидели.
— У меня только один унитаз, — напомнила она
ядовито. — Правда, у Лены-манекенщицы два… Когда ты утром на нем кряхтел,
я чистила рядом над раковиной зубы.
