— И ничего не кряхтел, — ответил я с
обидой. — У меня там все в порядке. Это у тебя…
— Что? — спросила она. — У меня анус с
кавернами?
— Нет, — согласился я с объективностью
спортсмена. — Анус у тебя чудо. Модифицировала или такой и был?
Она посмотрела в удивлении.
— А тебе не все равно? Или ты биокон?
— Нет-нет, — сказал я поспешно, — что ты!..
Конечно, все равно. Главное результат.
— И как? — спросила она. — Ладно, не мучайся
с ответом. Я и так знаю, что анус у меня отпадный, все хвалят.
— Ты вся отпадная, — сказал я тихо.
Она повернулась ко мне и спросила негромко и с недоверием в
голосе:
— Правда?
— Правда.
— Это тебе так сказали… или ты сам решил?
— Что мне другие? — ответил я с обидой. — Мы
всегда все делаем по-своему. Даже если сосед прав, скорее шагнем в неправость,
чем дадим подумать на себя, будто на нас подействовали… У тебя и здесь
таблетки?
Она кивнула, на блюдце выкатились мелкие цветные шарики
драже.
— Ты разве не принимаешь?
— Только дикари не принимают, — ответил я.
Человек, как ни крути, все-таки обезьяна, хоть и наиболее
развитая и социализированная. Но все, чем наполнена жизнь человека: война,
культура, искусство, религия, политика, этикет, — лишь продолжение
обезьяньих инстинктов. Сейчас же мы, начиная принимать препараты нового
поколения, вступаем на первую ступеньку изменения самой сути человека… точнее,
сходим с той линии, что роднит нас не только с обезьяной, а через нее со всеми
предками, вплоть до амебы.
— А тетракс пьешь?
— Рассасывал под языком, — сказал я.
— А я колола, — призналась она. — Так
действует быстрее. Неужели я прошла дальше тебя?
Я покачал головой:
— Я тоже сперва колол. Но так слишком взрывной эффект,
а длится всего семь часов. А когда под языком — голова ясная, а память
абсолютная двенадцать часов!
— И все это время держишь под языком?
Я рассмеялся:
— Не все, но приходится долго, ты права. Что делать,
технологии пока несовершенны…
Я услышал писк и ощутил царапанье в кармане, словно там
проснулась мышь и пытается выбраться. Алёна смотрела, как я запустил руку в
карман и что-то там ловил, в ладони появилась крупная капля ртути размером с
грецкий орех. Алёна смотрела с любопытством, у меня Claytronics-2, первый
выпуск, стоит баснословно дорого, это потом цена упадет в разы, а сейчас у меня
в ладони предмет зависти модниц. Сверкающая капля на миг вытянулась,
превращаясь в видеокамеру, я подвигал пальцами, еще не наловчился моментально
находить нужное мне, и Алёна успела увидеть с десяток разных вещиц, пока у меня
в руке не оказался обычный мобильник. Он в две секунды расплылся в тонкую
лепешку, застыл, превратившись в экран. Изображение в триколоре, Тимур на фоне
городского пейзажа, в руках лист бумаги, и сразу возопил возмущенно:
— Ты посмотри, разве это не свинство?
Буковки мелкие, рассмотреть не удавалось, я сперва зуммил до
предела, потом махнул рукой и направил на стену. Автоматически включился
проектор, стена превратилась в огромный экран. Я пробежал глазами по ясно
читаемым строкам, в окошке появилось лицо Тимура, он с ходу комментировал
отдельные пункты.
Я поморщился:
— Ну и что?..
— Они же сперли! — крикнул Тимур. — За
воровство идей суды теперь головы снимают! А там не только идея, но и куски
программного кода!
— Доказывать придется долго, — сказал я с
сожалением. — Но пусть Мясоедов ворует, пусть… Мы даже в суд подавать не
будем.
— Почему?
— Пусть увязнет, — пояснил я. — Идея нашего
«Виртуального мира» замечательная, но… хороша для вчерашнего и сегодняшнего
дня. Для завтрашнего — надо иное. Мы это сделаем! А он прогорит… Ладно, Тимур,
у меня сегодня очень серьезный день, а завтра вообще ждет чуть ли не плаха.
Давай, увидимся!
Я отключил связь, Алёна перехватила мой внимательный взгляд,
вскинула брови:
— Ты чего?
Я сказал с откровенностью человека, который вот-вот станет
прозрачным со всеми его мыслями и чувствами:
— Похоже, я хочу тебя затащить в постель.
Она наморщила нос:
— Да зачем это тебе?
— Не знаю, — ответил я с неловкостью. —
Атавизм. Когда тащишь женщину в постель, то вроде бы утверждаешь над ней свое
превосходство.
Она мягко улыбнулась:
— Володя, тебе не надо утверждать свое превосходство
надо мной! Я его и так признаю целиком и полностью. Ты — лучший, ты — умнейший,
ты самый креативный, ты вообще самый замечательный!
Я пробормотал:
— Даже самые лучшие женщины предпочитают, чтобы их подруг
хвалили за ум, а не за крутые бедра и шелковый анус. Так и мы предпочитаем,
чтобы нас хвалили вовсе не за ум…
Она расхохоталась:
— Но ты же не таков?
— Я тоже так думал, — пробормотал я.
— И что изменилось?
Я прямо посмотрел на нее.
— Сам не понимаю. Это что-то в тебе. Признавайся, что?
Она пугливо осмотрела себя, даже попыталась заглянуть за
спину, выворачивая шею, как скрипачка.
— Давай спать, — предложила она. — Меня озноб
бьет перед днем завтрашним.
Глава 13
Утром, накачавшись крепким кофе, мы молча и на трясущихся
ногах вышли и спустились в подземный гараж. Алёна смотрит подбадривающе, но я
видел, что и она трусит, однако — настоящая женщина! — изо всех сил
подбадривает меня, самца, который должен идти впереди стада и рушить все преграды.
Выруливая на дорогу, я кивнул на тротуар:
— Женщины одна другой краше… Это и твоя клиника
работает! Улучшаете мир…
Она ответила отстраненно:
— У меня в глазах рябит от одинаковых лиц. С этой
чертовой хирургией пошло расслоение женщин на два типа.
— Всего-то, — сказал я не столько потому, что ой
как интересно, а чтобы не молчать и не придумывать ужасов больше, чем уже
напридумывал. — А какие?
— Одни, — сказала она, — ориентируются на
сильных и решительных мужчин…. точнее, вообще на мужчин. Потому делают
внешность беспомощных дурочек. Здесь, как понимаешь даже ты, особенно мощное
соревнование. Хирурги могут выполнить любой заказ, а столько одинаковых дурех в
одном месте… гм… многовато.
— А второй тип?
— Те, кто махнул на мужчин рукой. Или денег нет на
пластические операции, или же, наоборот, слишком много. Могут либо покупать
нужных себе мужчин, либо получать оргазмы другими способами. Как понимаешь,
когда деньги есть, это тем более не проблема. Такие женщины резко отличаются от
первого типа.
