— Видели, как поливают?
Гулько дисциплинированно кивнул, он поглядывал на дверь и
подбирал повод, чтобы смыться из кабинета грозного шефа. Как многие крупные и
сильные люди, он всячески избегал ссор, зато Тимур сказал с самым независимым
видом:
— А ты только теперь заметил? Прости, в тебе говорит
недостаточная, прости еще раз, некомпетентность.
— Недостаточная некомпетентность? — переспросил я.
— Компетентность недостаточная, — поправился он
неохотно. — Уже были проверки, и выяснили очень интересные особенности.
— Какие?
Тимур широко и довольно заулыбался, не часто бывает возможность
потыкать шефа мордой об стол, да еще при сотрудниках.
— Когда, — сказал он нравоучительно, — на
форуме обсуждают какого-нибудь нашего певца, занявшего первое место на
всемирном конкурсе, или писателя, чьи тиражи зашкаливают, в их адрес летит
столько говна, что все самосвалы страны не вывезут. Железную дорогу надо
подключать! А рядом обсуждают творчество какого-то серенького автора, там одни
похвалы, его величают гением!
Я буркнул:
— Подумаешь, все знают, что их постят одни и те же
личности, меняя ники. С динамическими адресами это просто.
— Но сперва это были догадки, — уточнил
Тимур, — потом уверенность, а вот когда собрались с силами и, подключив
властные структуры, проверили, тут и выяснили, что в политике на такой ниве
трудятся в поте лица активисты соперничающей партии, а вот в искусстве…
Он засмеялся, оборвав себя. Гулько прогудел недовольно:
— Тимур, чего ржешь?
Тимур ответил со смешком:
— В искусстве, как обнаружили с некоторым удивлением,
стараются как раз обойденные на прямой к финишу! Сами литераторы. А еще те
немногие собутыльники, что за друга Васю кого угодно обосрут. Но это было бы
еще ничего, обычная борьба, не это обеспокоило власти. Для правительства что
один певец, что другой — без разницы. Пусть даже никто не победит ни на каком
конкурсе, цена на нефть не упадет и ВВП не дрогнет. Но то, что молодые ребята,
еще не умеющие отличать правую ногу от левой, так бездумно вливаются в стадо и
ломятся под рукой манипуляторов в указанном направлении… гм…
Я сказал хмуро:
— Для этого надо им только говорить: вот теперь вы —
личности! Вот теперь вы не стадо!..
— Да, — согласился Тимур, — молодыми
управлять легко. Неужели я такой старик? Молодежи надо почаще про их отличие от
других, и вот они уже все, как доски в заборе. Странно, я всегда надеялся, что
в инете человек свободен. Сидит себе в своем Мухосранске в одних трусах или
даже без них перед компом, никто не видит, берет любой ник и пишет, как сам
считает правильным и что считает нужным… Но, увы, даже такими оказалось так же
легко манипулировать, как если бы они стояли на площади и слушали Цицерона.
— Еще легче, — сказал я невесело. — На митинг
еще нужно народ собрать! А тут забрасываешь сеть сразу по всему миру и
вылавливаешь не совсем умных, но которые страстно хотят казаться умными,
оригинальными, лихими. Потому инет и зовут сетью или паутиной. Черт, как они
достали… Или это все-таки соперники стараются?
— Они задают тон, — сказал Тимур. — Остальное
— подгавкатели.
Алёна убежала первой за пять минут до конца рабочего дня,
остальные разбрелись кто когда. Дольше всех проторчали Тимур и Роман, обоим
хотелось успеть закончить сегодня что-то совсем уж надоевшее, а завтра взяться
за новое.
Я ушел последним, прежние дома, которые видел днем, исчезли,
вместо них нечто незнакомое, подсвеченное снизу и потому чуточку марсианское.
Проезжая часть улица залита двумя потоками огней: в мою сторону приближается
оранжевый поток раскаленного золота, а рядом, отделенная только белым
пунктиром, течет в другую сторону красная с багровым тяжелая река застывающего
металла.
На пешеходной части улицы прежние люди то ли вымерли, то ли
их перебили, а вместо них город заполнили существа иной расы: никуда не бегут,
одеты иначе, смеются громче, с любопытством смотрят по сторонам…
— Эй, парень! У тебя пенис есть?
Звонкий девичий голосок, вроде бы уже слышал такой, я
поспешно обернулся. Молоденькая девчонка, почти подросток, а смотрит на меня
нахально и весело.
— Есть, — ответил я несколько уязвленно, как могли
подумать, что я беспенисный.
— Покажи!
— Еще чего, — ответил я с достоинством. — Ни
за что!
— Почему? — спросила она с интересом.
— Я скромный, — объяснил я. — И застенчивый.
Вот такой я.
— Странно, — удивилась она. — Всегда думала,
что показать пенис проще, чем вагину.
— Это кому как, — ответил я.
Она сказала язвительно:
— Так чего же ты кричал тогда, чтобы я показала вам?
— То не я кричал, — объяснил я. — Это Тимур,
мой приятель.
— Это тот маленький и юркий?
— Ага.
Она нахмурила лоб, припоминая, покачала головой:
— Он противный. И мне сразу не понравился. А тебе бы
показала.
— Ну, спасибо…
— Хочешь, покажу?
— Нет-нет, — сказал я поспешно, — не надо.
— Почему? — удивилась она. — У меня там
классно! Даже татуху отпадную забабахала!.. И губы бантиком, конечно.
— Не интересуюсь, — заявил я твердо.
Она спросила озадаченно:
— Ты… асексуал?
— Трансчеловек, — ответил я гордо.
— Транс… чего?
— Да ладно тебе, — сказал я. — Знаю, что
подумала. Если транс, то трансвестит или трансбистер. А я трансчеловек, а
трансчеловек — звучит…
— Гордо?
— Просто звучит, — сказал я. — А человек —
это говно такое промежуточное. Вообще-то не говно, но если может перейти в
трансчеловеки, но не переходит, то говно.
— Ух ты, — восхитилась она. — Значит, вы даже
лучше, чем люди? Что-то вроде панков? Или готы? Может, эмо?
— Нет, — сказал я терпеливо, — это совсем
другое. Панки — это обезьяны, только крашеные. А трансчеловеки… да ты не
поймешь, ты же блондинка!
Она сказала обидчиво, но с достоинством:
— Да, причем натуральная, не крашеная!.. И что? Дура?..
Ладно, колись, что это за направление? Или это у вас секта?
— Да, — ответил я. — Секта. Как были сектой
христиане. Только в отличие от христианства трансгуманизм охватывает весь мир.
У нас уже во всех странах есть секции! В развитых. В неразвитых только панки и
всякие там байкеры, свингеры, эмо, сексуалы и тусовочники. И еще всякие-разные,
я их не знаю и не интересуюсь.
