Я не отмечаю дни рождения, но мама пользуется этими датами,
чтобы держать меня на связи с «миром». Если для моего поколения мир — это все,
до кого могу дотянуться в инете, то для нее только те, с кем пообщалась и
перевела в разряд благополучных или благонамеренных, уж и не знаю.
Сегодня она приготовила роскошный стол, из гостей придут
больше ее знакомые, чем мои, хотя всех их знаю по школе, институту или по
встречам в микрорайоне. В позапрошлом году их было совсем мало, хотя мама
старалась изо всех сил, но, оказывается, в сознании этих людей крепко
отпечаталось, что на дни рождения стоит приходить только к успешным людям. Или
к тем, кто идет вверх к успеху.
Потом начались звонки в прихожей, я выказал свой вялый
интеллигентский протест тем, что отказался встречать гостей. Это охотно делала мама,
но, когда входили в комнату, я уже улыбался, пожимал руки, женщинам подставлял
щеки, только Клара сразу поцеловала в губы, то ли пометив для других свой
участок, то ли из простого озорства.
С Кларой и Нинель мы учились в институте, Петра знаю еще со школы,
а Денис что-то вроде приятеля по дому, хотя общаемся только во дворе, где
ставим или забираем машины и просим друг друга чуть сдать вперед или взад. С
девушками еще проще: они устанавливают связи по инету, а с самыми
перспективными поддерживают в реале, наблюдая за их карьерой, иногда закрепляют
гаснущую дружбу виртуозным сексом.
При взгляде на Клару я всегда почему-то вспоминаю дорогой
спортивный автомобиль, блистающий хромовыми дисками, фарами и панорамными
стеклами. На автовыставках возле таких выгибаются в красивых позах и с
зазывающими улыбками соблазнительные девушки с идеальными фигурами.
И хотя Клара не опустится до участия в таких шоу,
позиционирует себя не возле дорогих автомобилей, а внутри, но пока еще
находится где-то посредине. Не желает, чтобы ее подбирали на улице проезжающие
в этих самых кабриолетах, но пока не встретила парня с действительно дорогой
машиной.
Мама, веселая и сияющая, раскинула руки и провозгласила:
— Прошу к столу! Все стынет!
Я в таких мероприятиях статист: бутылки открывают другие, на
тарелки мне накладывают соседи по столу, я же только улыбаюсь и думаю, когда же
это кончится, чтобы пойти к любимому компу…
Петр сразу же взял на себя руководство застольем, нравится
руководить, хоть здесь оттянется, красиво и шумно откупорил шампанское: с
хлопком, но без брызг, наполнил женщинам. Мне собрался налить коньяка, я
покачал головой.
— Язва? — спросил он сочувствующе.
— Ага, — согласился я. — Почти прободение.
Женщины посмотрели на меня обеспокоенно, в их глазах я
увидел, как меняется мой рейтинг, но, похоже, сравнили с моим цветущим видом, у
язвенников морды другие, вернули все взад и даже малость повысили. Мужчина, у
которого хватает решимости отказаться от рюмки коньяка, на две головы выше тех,
кто не может, и на четыре — которые сами тянутся к рюмке.
Нинель проворковала, томно глядя мне в глаза:
— А шампанского плеснуть, Володя?
— Можно, — ответил я. — Если сладкое.
— Мужчины любят сухое, — сказала она медленно и
сексуально.
— Они говорят, — поправил я, — что любят
сухое вино и худых женщин. Говорить и я могу…
— Но не хочешь?
— Уже могу, — согласился я.
— Крепчаешь, — сказала она одобрительно. — Не
хочешь после банкета поваляться в постели? Думаю, тебе надо разнообразить
сексуальную жизнь.
Клара нахмурилась, Нинель нарушает женский кодекс: за
мужчину можно соревноваться, но надо оставить за ним право выбора.
Петр поднялся и провозгласил:
— У всех налито? Первый тост: за именинника!.. Я рад,
что Володя сделал рывок и организовал свое дело. Причем не по мелочи, а сразу с
размахом! Я видел, какой у него офис и сколько сотрудников!
Клара спросила заинтересованно:
— А какая у него секретарша?
Петр хохотнул и потянулся ко мне с бокалом. Тонкое стекло
нежно звенело, сталкиваясь над серединой стола. На короткое время образовалась
красивая многолучевая звезда, даже некое колесо, где руки выполняют роль спиц,
а наши соприкасающиеся плечами тела — массивный обод.
Нинель сделала вид, что наклоняет свой бокал, чтобы
чуть-чуть плеснуть в мой, это считается интимом, улыбнулась, глядя на мое
напряженное лицо.
— Не бойся, — сказала она тихонько, — я
ничего не проливаю…
— Да, — пробормотал я, — мама постелила такую
накрахмаленную простыню, порезаться можно.
Она хихикнула:
— Я не пачкаю простыни.
Я поперхнулся, поймав себя на том, что вместо «скатерть»
сказал «простыня», вот что значит смотреть в это время на такую женщину. Нинель
загадочно улыбалась, она умеет так сексуально кривить рот, глядя прямым и
откровенным взглядом, что губы складываются в нечто невообразимо
извращенно-изысканное. Даже не знаю, что ими может вытворять, могу только
пытаться представить…
Я поймал ее понимающий взгляд, чуть было не покраснел, как
мальчишка, словно она видит мои потаенные мысли.
— Я видела твой автомобиль, — сказала она,
ослепительно улыбаясь. — Но почему внедорожник?
Я пожал плечами:
— Меня и старенькая «жигуляшка» устраивала. По городу
что «опель-антара», что моя старушка ползут одинаково по-черепашьи. Но мама
просит иногда свозить на дачу, а туда только на бронетранспортере.
— «Антара» классно, — сказала она с
одобрением. — На тебя сразу стали засматриваться.
— А мне это так важно, — поддакнул я.
— Конечно, — поддержала она. — Для мужчины
лучший способ самоутвердиться — купить машину помощнее!
— Да-да, конечно, — согласился я. — И
трахаться чаще. И дольше.
Она улыбнулась, поиграла бровями, а губы дразняще облизнула
кончиком языка, чтобы он стал похож на возбужденный клитор. Вообще, когда
показывают язык — это намек на клитор, но только у Нинель это выглядит так
откровенно и в самом деле возбуждающе.
— Трахаться дольше и чаще, — сказала она со
снисходительной усмешкой, — важно только для бедных. Они, кроме траха,
ничего не умеют! Мы, женщины, умеем кое-что делать и сами, если очень
захочется. А нам, если честно, хочется намного реже и не так страстно, как это
в кино… Нам важнее, чтобы машина покруче и бумажник потолще…
Она засмеялась, мол, шутка, но оба мы понимаем, что в этой
шутке нет даже доли шутки.
«Антара», мелькнула мысль, трехкомнатная квартира, но никто
не знает, что богаче я не стал. Просто из одних кредитов влез в другие, из
мелкой долговой ямы в ту, что поглубже…
Петр сказал громко, обращаясь к нашей половине стола:
